Неужели у всех остальных всё в порядке и он один не стреляет? Рон взялся за пулемёт. Целиться было очень тяжело. Голову болтало, почему-то запахло горящим топливом. Рон старался отсекать короткие очереди, но не получалось, пальцы слушались с трудом. Вместо достаточных двух или трёх пуль, некоторые германцы получали по восемь или десять.
Неожиданно затвор щелкнул вхолостую. Рон поначалу погрешил на клин, но потом понял, что банально кончились боеприпасы, а ведь стандартная коробка содержала ленту на пятьсот патронов.
Неловкими движениями коробка была отсоединена и брошена на пол отсека. С трудом подняв полную коробку, Рон присоединил её к пулемёту и завозился со ствольной коробкой, которая никак не желала открываться. Когда сопротивление непокорной техники было преодолено, по танку ещё раз ударило. Рон опять приложился головой, стало совсем плохо. Пробковый шлем оказывается недостаточно хорошо глушит удары, так как биться о сталь так же больно, как незащищенной ничем головой. Хотя он допускал мысль, что без шлема он давно бы намазал стены своим мозгом.
Исключительно благодаря удаче Рон смог зацепить ленту в патронном приёмнике. Щелчок затвора — можно стрелять, хотя ему очень сильно хотелось прилечь и сжаться в позу эмбриона, чтобы это ужасное ощущение тошноты прекратилось.
Триплекс, к которому Рон против всех своих естественных побуждений, исключительно на силе воле, прильнул, показал вид на проигрывающих ближний бой английских пехотинцев.
Огонь в столь опасной близости от своих Рон вести остерегался, особенно в нынешнем своём состоянии. Решение пришло не мгновенно, но это лучшее, о чём он мог только мечтать после таких ударов головой. Странно, но отчёт о своём состоянии он себе давал адекватный. Он чётко понимал, что его контузило, причём сильно.
Рон повернул башню максимально налево и принялся стрелять в направлении подтягивающихся к ненадолго потерянным траншеям германцев. О попаданиях речи не шло, но залечь их он заставил. Утихомирив наступающих фрицев, Рон вернул пулемёт в исходное положение. Среди дерущихся и стреляющих друг в друга в упор солдат, он разглядел невероятную фигуру. Сержант Кнокс. Рон проморгался, ударил себя ладонью по черепу, но он не пропадал.
— Кнокс! Сержант Кнокс, держитесь! — тихо проговорил Рон, хотя хотел прокричать.
Он максимально сфокусировался и метко расстрелял противников вокруг Кнокса.
Открыв люк своей башенки, он как мог быстро выбрался наружу, револьвер был в его руках, он пристрелил германца, лежащего у гусениц и закладывающего под его пулеметную башню взрывчатку, и побежал по грязи к сержанту.