Зарудин наклонился к лежавшему и дотронулся рукой до открытой шеи.
— Он не мертвый, тело теплое, вероятно, просто пьяный.
Дворник принялся после этого замечания расталкивать лежавшего.
— Эй, ты, земляк, поднимайся, да ступай своею дорогою… неча здесь зря прохлаждаться, — приговаривал он.
Лежавший не шевелился.
Наконец, дворник перевернул его навзничь. Свет от фонаря ударил ему в лицо. Зарудин, Кудрин и Зееман в ужасе отступили.
— Хрущев! — почти в один голос воскликнули они.
— Как он попал сюда! И в таком виде? Я слышал, что он убит! — послышались догадки.
— Однако, надо внести его в комнаты. Может, удастся привести в чувство… тогда все объяснится само собою, — заметил Антон Антонович.
Все трое подняли бесчувственного Хрущева на руки и понесли в дом.
Дворник и другая, выбежавшая за ворота, прислуга с немым удивлением смотрели на казавшуюся им чрезвычайно странной барскую затею — внести в чистые горницы пьяного проходимца. Что он был пьян — они ни капли не сомневались после слов Николая Павловича.
Фон Зееман поместил его в своем кабинете, где на широком диване наскоро приготовили постель, на которую, раздев, уложили Василия Васильевича.
Теплота комнаты и нашатырный спирт сделали свое дело — Хрущев пришел в себя, открыл глаза и обвел комнату и присутствовавших помутившимся, бессмысленным взглядом.
Он не узнал никого и вскоре снова впал в забытье.
— У него горячка, — заметил Антон Антонович, дотрагиваясь до лба лежавшего.
Как бы в подтверждение его слов, у больного начался бессвязный бред. Фраз понять было нельзя, слышны были только отдельные слова: государь, Мери, Каин, Авель.
— Поедем, Кудрин, и по дороге завернемся к доктору и пришлем его сюда, — сказал Николай Павлович, и оба друга стали прощаться, как с Антоном Антоновичем, так и с только что вошедшими в кабинет Лидочкой и Натальей Федоровной, которым Антон Антонович рассказывал, как он был поражен, узнав в лежавшем у ворот их дома бесчувственном человеке, принятом им за пьяного, Василия Васильевича Хрущева.
— Он ведь был с ними… — сделав ударение на последнем слове, испуганно заметила Лидочка, переводя беспокойный взгляд с лежавшего в забытьи Хрущева на мужа.
— С кем бы он ни был, матушка, но не умирать же ему на улице… — раздражительно ответил ей последний.
Наталья Федоровна одобрительно кивнула головой.
— Бедный, как он страдает! — с глубоким вздохом сказала она.
Больной тяжело и прерывисто дышал, продолжая бредить.
Только через два часа приехал, наконец, присланный Зарудиным его, знакомый доктор, которому он сказал, что у его друга фон Зеемана заболел приехавший погостить издалека родственник.