Она очнулась и увидала себя лежащею на кровати, покрытой ситцевым одеялом, сшитым из разных лоскутков, нарезанных треугольниками.
И теперь живо представляются ей эти лоскутки и некоторые из рисунков, в особенности один — разноцветным горошком.
Деревянный, ничем не оклеенный потолок комнаты, очень маленькой и очень узкой, был низок и черен.
Екатерина Петровна сообразила, что она в крестьянской избе: на стенах наклеены были лубочные картины, в углу стоял киот с образами, отделанными блестящей фольгою, свет лампады, горящей перед ними, еле освещал окружающий мрак.
На дворе выл ветер и снег резкими порывами засыпал маленькое оконце — видимо, была вьюга.
Всё это сообразила тогда Бахметьева и теперь припоминала с поразительною точностью.
В полуоткрытую в её комнату дверь виднелся мерцающий свет лучины, а за тонкой стеной слышались голоса.
Один из них она узнала — это был тот самый, который заставил её написать роковую записку.
Другой голос был грубый.
— Что ж, здесь с ней и покончить?.. Сам говорил в Рыбацком… Река под боком… Навяжем камень, да в прорубь и аминь её душеньке… — говорил второй голос.
Екатерина Петровна и теперь, как тогда, вся похолодела.
— Погоди, чего горячишься… Тебе что за печаль… жива ли она будет или умрет? — отвечал первый голос.
— Мне-то, Петр Федорович, наплевать… Только чтобы за труды полностью…
— Об этом не беспокойся, все, что обещано, получишь, хоть сейчас…
— Это будет по-божески!
До слуха Бахметьевой долетел шелест ассигнаций.
— Теперича в расчете… Пообождать… может, прикажете её и в прорубь, али с одним хозяином управитесь…
— Пообожди…
Через минуту дверь в комнату, где лежала очнувшаяся Екатерина Петровна, отворилась и при мерцающем свете она увидала вошедшего к ней бритого человека, которого называли Петром Федоровичем.
Он плотно притворил дверь и даже запер её на крючок.
Мрак в комнате ещё более сгустился, только слабый свет лампады освещал лицо вошедшего, приблизившегося к её кровати.
Бахметьева положительно замерла от страха.
И теперь при воспоминании об этом моменте холодный пот выступил на её лбу и волосы поднялись дыбом.
Она глядела на вошедшего полными ужаса, широко раскрытыми глазами.
— Ну-с, барышня, потолкуем… — начал Петр Федорович Семидалов — это был он, как, вероятно, уже угадал читатель. — По душе потолкуем. Велено мне вас извести — приказ такой вышел через Настасью Федоровну от самого его сиятельства графа Алексея Андреевича…
— Графа… — простонала молодая девушка и замолкла.
— Да-с, графа… Что-нибудь вы ему да супротивное сделали… Приказ строгий… Не исполнить нельзя… Так помолитесь перед кончиною…