Она вдруг с необычайною ясностью поняла бесповоротность этого решения и то, что его несомненно сейчас, вот сейчас приведут в исполнение… жажда жизни проснулась в ней с особою силою.
— Пощадите… — нечеловеческим голосом крикнула она и вскочила и села на кровати, схватив обеими руками руки стоявшего перед ней Петра Федоровича.
— Пощадить, отчего не пощадить, самому мне жаль вас, красавица… Пленила меня красота ваша даже до одури… как взглянули вы на меня ещё давеча… Приму на себя ответ и избавлю вас от смерти лютой, только…
Глаза его горели во мраке каким-то диким огнем, он наклонился к Бахметьевой совсем близко и прошептал несколько слов.
Молодая женщина и теперь гадливо вздрогнула, вспомнив эти слова.
— Прочь… хам!.. — с силой оттолкнула она его от себя.
— А-а… ты вот какова, — злобно прошипел он, — так молись Богу… да готовься в прорубь… Видно, тебе туда и дорога.
Он тихо пошел к двери.
Она соскочила с кровати, бросилась к нему, упала перед ним на колени и охватила его ноги.
— Пощадите… пощадите! — рыдала она, ерзая по полу.
— Пощажу… или погублю… все в моей власти… Коли послушаешься — жить будешь, коли нет — капут! — обернулся он к ней.
Она лежала на полу и истерически рыдала.
Он поднял её с полу и на руках донес до кровати.
Екатерина Петровна купила жизнь дорогою ценою.
С чувством невыразимого омерзения вспомнила она теперь эту ужасную ночь.
Было раннее утро, когда она с Семидаловым снова села в повозку и выехала из Рыбацкого.
— Домчу я тебя, моя краля ненаглядная, в Тамбов, к брату, там ты погостишь, паспорт тебе оборудую… А сам вернусь да попрошусь у графа на службу в Питер, я хотя ему и слуга, но не хам, как ты меня вечер обозвала, потому я из духовенства, а брат у меня в Тамбове повытчиком в суде служит — чиновник заправский… Поселю я тебя в Питере в отдаленности, никто тебя под чужим именем не разыщет…
Так мечтал Семидалов.
Екатерина Петровна молчала и едва ли понимала то, что он ей говорил.
Она и теперь смутно припомнила всё сказанное этим её любовником поневоле, любовником-палачом, как она мысленно называла его и тогда, и теперь.
Далее несутся её воспоминания.
Они приехали в Тамбов, проехали город и остановились у маленького домика в три окна за красной церковью; особенно осталась в памяти Бахметьевой эта красная церковь, да ещё застава с орлами, которой оканчивалась улица, на которой стоял домик.
Все совершилось как по-писанному, что предполагал Петр Федорович. Брат и его семья, состоявшая из жены и восьмерых детей мал мала меньше, приняли очень радушно Семидалова и его спутницу и согласились на его просьбу, подкрепленную опять же шелестом ассигнаций.