— Ты меня не выдашь. Ты не отомстишь мне этим за твою; разбитую жизнь… Хотя я и стою этого, но я и так достаточно наказана, — окинула графиню молодая женщина умоляющим взглядом.
— И ты можешь думать, что я на это способна? — вопросом ответила Наталья Федоровна. — У меня нет в душе против тебя ни малейшего зла. Ты, на самом деле, несчастна… и мне искренне жаль тебя. Но, быть может, Бог даст, все это никогда не обнаружится. У меня же твоя тайна, как в могиле.
В голосе Аракчеевой звучала такая правдивость, что Екатерина Петровна совершенно успокоилась.
— Я бы хотела обнять тебя и поцеловать, но… ты… слишком чиста… а… я…
— Кто из нас чище — судить будет Бог, — тоном искреннего убеждения произнесла Наталья Федоровна и заключила в свои объятия молодую женщину.
— Ты ангел… святая! — восторженно шептала Екатерина Петровна.
— Полно… полно… я так рада, что тебя встретила.
Обе женщины плакали.
В передней раздался звонок. Он заставил их обеих опомниться.
Они наскоро вытерли слезы и сели друг против друга в кресла около преддиванного стола.
Наталья Федоровна передала в коротких словах Екатерине Петровне причину её приезда в дом Хвостовой.
— Это ужасно… несчастная! — воскликнула Екатерина Петровна.
— Кто несчастная? — спросил, поймав на лету восклицание жены, вошедший в гостиную Петр Валерьянович.
Екатерина Петровна смутилась, но тотчас же совладала с собой и представила его графине.
Он вежливо поклонился и сел.
— О чем ты плакала… и кто несчастен? — обратился он к жене.
— Я привезла вам тяжелые вести, которые я передавала вашей супруге, — отвечала за неё Наталья Федоровна и подробно передала Хвостову свою встречу с его сестрой на почтовой станции, рассказ смотрительши, состояние больной, находящейся теперь в доме фон Зееманов.
— Это ужасно! Вот негодяй. Он мне ответит за сестру! — воскликнул Петр Валерианович.
— Я приказала доложить о себе Зое Никитишне, чтобы подготовить к этому страшному известию вашу матушку.
— Да… да… я уж не знаю, как быть. Придется все-таки сказать ей теперь же.
Он вышел и через несколько минут вернулся в гостиную под руку с Ольгой Николаевной.
После взаимных представлений, Ольга Николаевна села на диван.
— Петя сказал мне… это страшный удар для меня, но я привыкла к ударам судьбы. Благодарю вас, графиня, за вашу заботу о несчастной. Она, впрочем, пожала то, что посеяла.
Старуха, видимо, хотела казаться суровой и бессердечной, но по страдальческому выражению её лица видно было, что она переживала в это время в душе.
— Я пришлю за ней карету, — продолжала она. — Ты съездишь, Петя.