Горесть сменилась веселием, и жители Петербурга обнимали друг друга на улицах, с восторгом повторяя:
— Бог милостив! Император выздоравливает!
На другой день, 27 ноября, в обычный час курьера тоже не было, но замедление это не было сочтено дурным предзнаменованием.
Все ожидали хороших известий.
Литургия с благодарственным молебствием должна была быть отслужена в Зимнем дворце для императорской фамилии.
Главные сановники империи были созваны в Александро-Невскую лавру, где также должно было совершиться благодарственное служение за поправление здоровья императора.
В Зимнем дворце служба началась в 11 часов утра. В церкви было только несколько человек из свиты императрицы-матери и великих князей.
Императрица-мать стояла на коленях около алтаря и горячо молилась. С ней рядом молился великий князь Николай.
Последний приказал старому камердинеру императрицы-матери Гримму в случае, если бы приехал новый фельдъегерь из Таганрога, подать ему знак в дверь.
Едва кончилась обедня, начался молебен, как знак был подан.
Великий князь тихо вышел из ризницы и в библиотеке, бывшей половине короля прусского, увидал графа Милорадовича, по лицу которого и угадал ужасную истину.
— C'est fini, Monseigneur, courage maintenant, donnez l'exemple[4]! — сказал граф и повел его под руку.
У перехода, бывшего за прежнею Кавалергардскою залою[5], великого князя оставили последние силы — он упал на стул, как бы изнемогал под поразившим его ударом, но вскоре снова возвратились к нему твердость и присутствие духа.
Он приказал позвать Риля, врача императрицы-матери, и тихо вошел вместе с ним и графом Милорадовичем в ризницу.
Императрица-мать заметила отсутствие своего сына и уже начала беспокоиться, как вдруг увидала его входящим вместе с Рилем. Великий князь был бледен, как полотно.
Войдя, он повергся ниц на землю, не говоря ни слова.
Императрица-мать поняла все несчастье; она не находила ни слов, ни слез, чтобы выразить все, ею испытываемое: она оставалась неподвижною. Великий князь встал, вошел в алтарь и переговорил потихоньку с духовником императрицы-матери, отцом Криницким, который тотчас же направился медленными шагами к своей августейшей духовной дочери и сказал, подавая ей крест:
— Государыня, человек должен преклоняться перед судьбами Провидения.
Императрица-мать поцеловала изображение Христа и тогда только пролила несколько слез, но через минуту разразилась рыданиями. Вот как описывает эту трогательную сцену тяжелого горя августейшей семьи один из её очевидцев, наш известный поэт Жуковский, бывший тогда наставником великого князя Александра Николаевича.