Он поднимается:
– Иди спать.
Он идет к лестнице, и скрывается из виду, ни разу не обернувшись. Я смотрю ему вслед.
Дважды два – гораздо проще.
За моей спиной закрывается дверь – тихо, с еле слышным щелчком замка, входящего в паз. Какое-то время просто стою, прислушиваюсь, принюхиваюсь, и, Бог знает чем, пытаюсь уловить присутствие других людей. Нас всего четверо (или все еще пятеро?) в огромном здании торгового комплекса. Каковы шансы на то, что именно здесь окажется одна четвертая (или пятая?) всех представителей рода людского на этом крохотном клочке земли? Один из четырех (или пяти).
– Есть кто-нибудь? – кричу я.
В ответ тишина, временно разбавленная эхо моего собственного голоса. Делаю несколько шагов и снова кричу. Как и в первый раз – тишина, и жуткое эхо моих слов. Я медленно иду вперед, ловя себя на мысли, что человеку, орущему во все горло, странно красться на цыпочках. Одергиваю себя и перехожу на нормальный шаг. Коридор ведет вперед, раскрывая передо мной мертвые павильоны магазинов – памятники загнувшейся эпохи потребления. Половина пусты, прочие – наполнены, и вот они-то внушают неконтролируемый ужас – вещи, аккуратно разложенные по полочкам, так и не покрывшиеся пылью, словно обрели голоса и тихо шепчут из каждой открытой двери. Словно призраки людей, которых они ждут, вот-вот появятся, поползут из щелей и темных углов, как гребаные зомби. За секунду до начала хода времени мир застыл, и ты мучительно ждешь, когда же пустые коридоры заполнятся гамом тысяч людских голосов. Временами, когда это ощущение предвкушения доводит тебя до иступленной чесотки, когда зудит само ожидание где-то под кожей, кажется, что все произошедшее – твоя вина. Неизвестно – как, непонятно – каким образом, ты – причина того, что сейчас происходит. Раньше чувство вины было иступленным, самозабвенным и таким осязаемым, словно живет внутри тебя, дышит, разрастается, опутывая красными нитями твое нутро – оно пульсирует где-то за сердцем, обвивает его, сдавливает, и ты чувствуешь, как оно перекрывает кровеносные сосуды.
Странно, но теперь этого чувства нет – я больше не чувствую его внутри себя.
Я ни в чем не виновата.
Пустынный коридор упирается в перекресток. В центре – огромный прозрачный куб из бронированного стекла. Вот зачем я пришла сюда. Вот что хотела увидеть. Василий – красно-коричневая масса – сжался в углу, сплавился в огромный ком мерзости. Вина – самый бесполезный человеческий порок. Вот за этим я и пришла сюда – я видела то, что произойдет сейчас в одном из снов, что мучают меня. Я смотрю на Красного и вижу… вижу, как сон становится явью. Смотрю на Красного и радуюсь, что больше никого здесь нет.