— Публий, со мной все будет нормально, тебе отдохнуть нужно.
— Да, конечно, — снова кивает он и не двигается с места.
Наверное кошмаров моих ждет с удушьем, но я не успеваю рассказать, что их не будет. Придется ведь про Инсума объяснять, а веки такие тяжелые. В сон тянет, как в воронку, и я сдаюсь.
— Ныряй!
Голос отца за спиной долбит по нервам, а ноги и так трясутся.
Бассейн глубокий, дна не видно. Вода темно-синяя и очень холодная. Сын императора не умеет плавать. Позор!
— Ныряй! Ну!
Я умею! Не правда! Держусь на воде, барахтаясь, как одна из гончих собак отца. Няня ругается, вся прислуга смеется. Их чумазые, визгливые дети давно переплывают широкий Брент, а я в воду наступить боюсь.
— Я лишу тебя наследства! Отдам престол первому советнику. Ныряй!
Отец не разговаривает — приказывает. Подойти, слушать, исполнять. Я боюсь отца. Должен любить, как вся империя, а я глаз не поднимаю. Светлейший, мудрейший и добрейший тиран. Я нырну. Потерплю пять минут, и все пройдет. Инструктор вытащит из бассейна, няня обернет махровым полотенцем, и все будут хлопать в ладоши, а отец гордиться.
Зажимаю нос пальцами и, зажмурившись, шагаю в воду. От холода тело бунтует, терплю, считая мгновения. Сейчас оттолкнусь от воды и вынырну. Нет. Камнем на дно все глубже и глубже. Нет. Воздуха не хватит на подъем, уши закладывает. Распахиваю глаза, и в мутной синей мгле меня упрямо тянет на дно течением. Вода как воздух сквозь пальцы, не тону, а падаю все быстрее и быстрее. Не зацепиться, не всплыть и не замедлить падение. На выложенном кафелем дне темный ход вглубь бассейна и я ныряю туда ногами. Не потерял ни капли воздуха, хорошо, нужно наверх, обратно. Пальцами скребу по дну, цепляясь за швы плиток. Тянусь вперед, но слишком медленно. Шаг за шагом. Легкие сдавливает, вместо вдоха глотну воду, не выдержу. Нет. Пока терплю, ползу. Папа, я не хотел, прости! Еще чуть-чуть, а над головой несоизмеримо больше. Толщу воды не пробить, она похоронит меня здесь. Не успею. Все. Конец. Нет. Еще немного. Папа!
Выдыхаю с громким: «пхааааа!». Вокруг темно-синие сумерки, как вода в бассейне, и мертвенно-бледное лицо Публия.
Дэлия! Тьер, этого я и боялся.
Сквозь голос медика я слышу электронное попискивание. Противное и назойливое. Капитан схватил за плечи и не отпускает. От датчиков на груди до громоздкого прибора черными нитями тянутся провода.
— Боялся, что задыхаться будешь, — говорит Публий, — к монитору подключил. Сирена сработала на остановку дыхания. Опять кошмары? Стираю сон с лица, как паутину убираю. Чужой страх и отчаяние чувствуются, как мои собственные. Легкие болят. Действительно задержала вдох и не разжимала губ.