Там так же тихо и пусто. Покрывала ледяные, подушки не смяты, а в ванной даже кран никто не открывал. Генерал исчез, будто один из духов в моей голове замолчал.
— Наилий! — громко зову из пустоты, а он не откликается.
Болит под диафрагмой, и чувство вины ощущается острее. Заморочила голову небылицами. Любимый мужчина поддержки у меня искал, а я толкнула в пропасть. Дом большой, но спрятаться здесь негде. Не хочет он меня видеть.
— Наилий! — кричу, вслушиваясь в гулкое эхо, а вместо ответа звучит скрип в глубине коридора.
Потайная створка ведет к лестнице на крышу. Люк открыт и сквозняк такой сильный, что я кутаюсь в ворот куртки комбинезона. По крутым ступеням поднимаюсь, держась за них здоровой рукой. На плоской крыше резиденции спиной ко мне стоит генерал. От черного силуэта тянутся змеями длинные тени, затекая тьмой в люк. Светило золотыми отсветами рисует контур на кончиках светлых волос и канте погон. А вдалеке по равнине несет синие воды Тарс.
— Дождь будет, — тихо говорит Наилий и смотрит в небо.
От горизонта на вечернюю синеву наползают тяжелые тучи. Стоит загадать успеет ли светило сесть, до того, как гроза закроет небо. Ветер набирает силу и уносит прочь прогретый за день воздух. Скоро похолодает.
— Пойдем в дом, — прошу генерала, а он упрямо мотает головой.
— Я подожду. Скажи, сколько продлится кризис?
Выныриваю из-под козырька, прикрывающего люк, и встаю рядом с генералом. Не понимаю пока, верит или нет, но вопросы — это хорошо.
— Мы думаем, что чем длиннее кризис, тем больше потом силы и ярче способности, — начинаю осторожно, — но тебе нужно пройти четыре этапа. Это слишком много даже для целой жизни. Невозможно предсказать какой силы и глубины будет кризис. Никогда прежде реализованный правитель не становился мудрецом. И ты станешь первой на планете тройкой.
Наилий прикусывает губу и смотрит под ноги. Понимаю, что не нужна наша Великая Идея и наши проблемы, но Вселенная не оставляет выбора. Генерал думает, и неожиданно холодный взгляд теплеет. Уголки губ подрагивают, и усмешка превращается в переливистый смех. Полководец хохочет, прикрывая рот рукой. Легко, весело и беззаботно, как мальчишка.
— Извини, — выдыхает он и успокаивается, — представил лицо Друза, когда он узнает. Создателя похитил, тебя переманил, Маятника, на Сновидца с Телепатом нацеливался, а тройка — я. Редкой красоты фиаско. Я бы фото Агриппы распечатал на плакате и в особняке повесил.
Улыбаюсь, представляя плакат, а генерал снова мрачнеет. На переносице пролегает глубокая складка, а в голос возвращаются холодные интонации: