Наилий расстегивает крючки кителя, распахивает полы и вешает оружие на пояс.
— Поверил ли я в то, что живу с чудовищем? — голос полководца напитывается тяжестью, харизма распускается, окутывая облаком апельсина. Наилий поднимает подбородок. — Если каждый дух из легиона может подселиться в цзы’дарийца, то я получу армию, послушную твоей воле, как единый живой организм. Стаю, хищный рой, бросающийся на врага по щелчку пальцев. Без страха, боли, сомнений. Лавиной сметающий все препятствия и так же легко уходящий обратно в клетку твоего разума. Ты не угроза, ты — оружие. Вся забота — поставить тебя под контроль и больше не будет двенадцати секторов. Останется один.
Генерал наклоняется к моему уху, и шепот доносится сквозь плотную шерстяную ткань маски:
— Это ты живешь с чудовищем.
Достает до глубины осознание того, насколько правители одержимы контролем. Голову клонит к полу и воздуха едва хватает, чтобы дышать и молчать. Смотрю на оружие, прицепленное к поясу траурной одежды.
Оставив в стороне все прочие мысли, одна не дает покоя. Кем я стану?
Мало сказать: «Я не хочу», свое право решать нужно отстаивать с боем. Слышу, как скрипят зубы, а пальцы в сжатых кулаках немеют от напряжения. Спину тверже, плечи ровнее. Поднимаю глаза на генерала и понимаю, что давно не чувствую аромата цитрусовых.
— Поверила? — хмуро спрашивает Наилий.
Нельзя так. Гостиная шатается, и я почти падаю на него от слабости, чувствуя, как обнимает. Прячу лицо на плече, уткнувшись носом в жесткий воротник кителя.
— Забудь, — просит генерал. — У Создателя все диагнозы стоят не просто так, но пока дальше теорий и предположений ничего не продвинулось. Меня больше Агриппа беспокоит. Объявить тебя мертвой — неплохой способ защитить от покушения. Я только поэтому согласился на спектакль. Давай сыграем его до конца. Иди к Труру. Он там уже мечется в панике, куда рядовой Тиберий пропал? Церемония не будет долгой, а в крематорий я без тебя поеду.
С трудом отстраняюсь от него и делаю несколько шагов к сторожевому пологу. Не знаю, что сложнее — смотреть на свое мертвое тело или на то, как к нему кладут ветви кипариса и прощаются? Сколько раз услышу сегодня: «Тебя больше нет, Мотылек»?
— Наилий, а Поэтесса придет?
— Да, — кивает генерал. — Публий не смог удержать ее дома. Хотя я не вижу разницы. Ей уже сказали, что ты мертва. От взгляда на саркофаг мало что изменится.
Ныряю под полог, проглотив все, что могла сказать. До конца, так до конца. Нет смысла носить маску, когда все знают, кто под ней. Трур встречает на той стороне.