Просыпаться вечером — есть ни с чем ни сравнимое удовольствие. Хотя Генриху по пробуждению приходит мысль, что просыпаться — вообще само по себе удовольствие. Распятые не спят, распятые забываются, и даже в этом забытьи они чувствуют раскаленные прикосновения креста. Именно поэтому проснуться самостоятельно, не от особенно острого болевого спазма, ощутить под собой прохладные простыни, а рядом — теплое мерное дыхание спящей девушки — оказывается настолько приятно, что даже глаза поначалу размыкать не хочется, тем более что обонять мир тоже весьма приятно. Хотя какой там мир. Сейчас весь мир для Генриха утопает в запахе Агаты. У каждого грешника свой уникальный запах, будто кто-то на Небесах развлекается тем, что составляет букеты ароматов специально для каждого, по перечню его грехов. Чтобы демону было поинтересней жить. Запахи себе подобных демоны не любят — слишком горькие они становятся по росту кредитного счета. Горькие, тяжелые, душные. Слава богу, свой запах можно разобрать только если очень сильно принюхаться и уткнуться носом в кожу. Генрих даже не хочет представлять, чем может пахнуть от него — при его-то послужном списке.
А вот от Агаты пахнет морем, терпким, соленым, свежим морским бризом — нотки этого запаха он иногда улавливал у искренних людей, не привыкших лгать. От волос исходит аромат липового меда, впрочем это не запах, свойственный лично Агате, это благовония, которыми часто благоухают шампуни, изготовленные эйдами. И даже этот запах Агате очень подходит, Генрих подается вперед, зарывается носом в темные кудри, рассыпавшиеся по подушке. Запаха столько, что на краткий миг он даже слегка глохнет от этой сладости. Последствия настигают быстро. Голод поднимает голову — даже не в желудке, кажется, вся сущность Генриха скручивается в тугую пружину. Он столько времени не поддерживал смертную оболочку свежим куском души, а тут — такое лакомство, рядом, практически праведница. Он утыкается носом в её шею, проводит языком по нежной коже. Всего одно движение, только одно — лишь трансформировать зубы, впиться ими в тонкую кожу, пустить в её кровь свой яд… Он выпьет её энергию, а потом сбежит. Архангелов сейчас трое, они не рискнут с ним связываться, и можно особенно рьяно не охотиться, не как в прошлый раз…
Агата сонно улыбается, переворачивается с боку на бок, прижимается щекой к груди Генриха. Усилием воли, между прочим, практически титаническим, демон заставляет себя расслабиться, расширяет сузившиеся в вертикальную щель, зрачки, прикусывает кончик языка, чтобы болью заставить голод отступить.