Амели, которая занимала камеру рядом, с тоской говорила о жизни, которую оставила. Когда охранники приносили кашу, Амели смотрела на нее и жаловалась, как сильно скучает по Макдональдсу.
«Макдональдс — это тот парень с фермой, да?»
Тем не менее, несмотря то, что она не знала о жизни не за стенами, Проект любила слушать, как Амели и другие пленники рассказывают истории. Сказки о том, что за пределами лаборатории нет врачей в белых халатах, ожидающих их для новых тестов, или охранников, пинающих миски с варевом, а есть мир, где туалетная бумага не царапает ягодицы.
Итак, Проект верила в сказки. Это помогало убить время.
Потребовалось некоторое время, две тысячи семьсот шестьдесят одна секунда, если быть точной, перед тем как стихли звуки выстрелов и крики. Здание перестало дрожать, но сирены все еще выли, и красные лампочки все еще вращались под потолком. Проект предпочла бы крики этому вою.
И затем все стихло. Мертвая тишина опустилась на клетки, и даже заключенные замолчали и напряглись, вслушиваясь. Отсутствие шума оказалось даже хуже, чем рев сирен.
Щелчок и металлический лязг отпираемого замка в дальнем конце коридора заставил Проект отступить вглубь клетки. Беспокойство ледяной стрелой пробило ее тело, и она прикусила нижнюю губу.
Кто это?
Как правило, в чрезвычайной ситуации заключенные были последними, кого проверяли, они считались расходным материалом. Что-то в этом сценарии показалось неправильным.
Стук шагов — один, два, три… — оповестил о том, что кто-то пришел.
— Боже мой, у него есть пистолет! — закричал один заключенный.
— И он весь в крови.
— Добро пожаловать, смерть. Я ждал, — пробормотал тот, что выглядел, как кусок бесформенной плоти.
Ни один из комментариев не был успокаивающим, и Проект сделала еще шаг назад.
— Охренеть не встать!
Проклятие, произнесенное хриплым голосом, послало дрожь по ее позвоночнику. Она не узнала, кому принадлежал голос — и это был еще один плохой знак.
Внезапно почувствовав, что вот-вот хлопнется в обморок, она сжалась в комочек в углу клетки, пытаясь заглушить гулкие хлопки, которым предшествовали лязг и скрип открываемых решеток, ругательства, резкие всхлипы, которыми ее сокамерники встречали человека с глубоким голосом.
«Смерть, наконец, пришла за нами?»
Проект зажмурилась и напряженно сжала кулаки, пытаясь вызвать другую форму.
«Давай, давай, перевертыш».
Она вздохнула, в очередной раз завалив трансформацию 101.
«Я самый жалкий перевертыш на свете».
Казалось, неспособность изменять форму означала, что она встретит смерть, не имея даже шанса на борьбу. Сама виновата, сказала себе Проект.