Я страшно боялась операции, вспоминая о ней каждый раз, когда мне было трудно глотать или говорить, чувствовала, что ее тень нависает надо мной, как огромная, черная скала. Тень приближалась все быстрее и быстрее, становилась все больше и больше, и мне приходилось бежать изо всех сил, чтобы она меня не накрыла. Но всему приходит конец. Я оказалась в полном мраке и не могла думать ни о чем другом.
Я сказала лондонскому врачу, что не соглашусь на операцию, даже если отказ будет стоить мне жизни. Он объяснил, что с 1970 года медицина ушла далеко вперед, и все будет хорошо, но я ему не верила.
Мы отправились к моему врачу в Эксетер. Он сказал, что операция сложна даже для нормального человека, а для пациента с ДБЭ может оказаться смертельной. Спазмы пищевода могут усилиться, а это приведет к остановке дыхания во сне или во время плача. Однажды несколько лет назад я заплакала, и мне пришлось десять дней провести в больнице на внутривенном питании, потому что горло полностью закрылось. Доктор сказал, что операция разрушит мышцы горла, и спазмы станут сильнее. Он посоветовал мне ждать столько, сколько возможно.
Состояние мое ухудшалось, становилось все труднее есть, говорить и дышать. Мне пришлось признать: если так будет продолжаться, я умру. Передо мной встала невообразимая дилемма.
Это было очень тяжелое время. Переезд во Францию откладывался на неопределенное время, а мы уже продали все, что у нас было. Нужно было купить все новое. Поскольку мы жили в съемном доме, Тедди многого не мог для меня делать. Открывать двери, так как на них нельзя было прикрепить специальные держатели, или стиральную машину, потому что она была не наша. Кроме того, мы лишились и кнопки экстренной помощи, поэтому Питеру приходилось бодрствовать всю ночь.
Глотать стало так трудно, что я перешла на специальное питание. Сил у меня не было. Я не могла спать, потому что дыхание прерывалось несколько раз за ночь.
Говорить тоже стало трудно. Я перестала звонить по телефону и стала посещать специальные курсы по расширению горла с помощью безмолвного смеха. Помогало это мало, и я не представляла, что делать дальше.
Хоть я и говорила, что скорее умру, чем пойду на новую операцию, но я все время думала о Теде, который нуждался во мне так же сильно, как и я в нем. В конце концов решение принял за меня именно он. Родные пережили бы мою смерть, но Тед вряд ли. Жизнь продолжается, люди приспосабливаются, но Тед был неразлучен со мной с девяти недель. Он просто пропал бы без меня.
Люди понимают, что такое смерть, и могут с ней смириться. Но животным это не дано, и они часто умирают после смерти хозяина.