— Что? — Покрытая старческими пятнами рука метнулась к воротничку сорочки, чтобы ослабить узел галстука.
Я насмешливо приподнял брови:
— А что тебя удивляет? Скандал с комиссией по ценным бумагам, с антимонопольным комитетом, отказ в кредитах от крупнейших банков… Считаешь, это была досадная случайность? Думаешь, все чем ты владел, твоя репутация, твое имя, «старые деньги» Говардов рассыпались в пыль из-за очередного финансового кризиса?
Кажется, Генри собирался что-то сказать, но смог издать только хрип.
— Я…
— Кстати, — я поддернул манжет белоснежной сорочки и бросил небрежный взгляд на часы, — именно сейчас проходит Совет директоров «Говард и Говард, Инк.». И на нем решается вопрос о снятии тебя с должности Президента компании.
— Я…
Я вежливо подождал, не хватит ли старика инфаркт прямо сейчас, но нет. Не случилось.
— Сам понимаешь, они не могут оставить на этой должности мошенника, продававшего химическое оружие в Магриб. — Лицо отчима начало багроветь. — Который в скором времени должен будет давать показания перед сенатским Комитетом по незаконному обороту оружия.
Или все же окочурится?
Официанту и бармену, наблюдающему за нами из-за стойки, мы должны были казаться лучшими друзьями. Во всяком случае, я улыбался самой ласковой из своих улыбок. А вот Генри разучился держать удар. Плачевно.
Ладно, пора его добить:
— Во всяком случае, юристы, уволившиеся из твоей компании, постараются быть как можно убедительнее. А аудиторы «Ван Хорн Мобил» уже разослали акционерам отчет о твоей попытке слить деньги компании, чтобы закрыть дыры в бюджете «Говард и Говард».
— Крысы бегут с тонущего корабля? — Ему удалось наконец трясущимися руками расстегнуть две верхних пуговицы.
Наслаждаясь этим зрелищем, я даже подался вперед:
— Может быть, когда корабль покинут ВСЕ крысы, он перестанет тонуть? Во всяком случае, я присмотрю за состоянием твоих предков, Генри. Обещаю.
Губы отчима посинели, щеки запали, лицо заострилось. Еще никогда он не был так похож на голодную крысу. Отлично. Вот именно таким я и хотел его запомнить — побежденным, уничтоженным, раздавленным.
Я поднял руку, подзывая официанта:
— Ваше лучшее вино?
Кажется, невозможно было склониться ниже, но у парня получилось:
— Монтраше Домэн 1978 года.
— Бургундское? Отлично. Подайте за столик, где сидит дама в белой рубашке. — Затем снова повернулся к Генри. — Извини, сегодня праздную без тебя.
Уже поднявшись из-за стола, я на секунду задержался, давая отчиму возможность для последнего слова. Он не замедлил ею воспользоваться:
— Рано торжествуешь, щенок. — Он все еще хрипел, как удавленник, но с каждым словом его голос набирал силу. — Я отберу у тебя все. До последнего крейцера. До последней нитки. — Он что, действительно верил в эту эпическую дурнину? — Даже твою скво заберу.