Вина осталось как раз по бокалу на каждого.
— Ешь как следует. — Лина подложила мне на тарелку еще кусок. И себя тоже не забыла. — Силы нам еще понадобятся.
— Что ты будешь делать, если он пустит новые стрелы?
— Верну их обратно. Сначала несколько, чтобы найти его. Они поплывут по ветру к своему хозяину, а я полечу за ними.
— Полетишь?
— Конечно, ведь мой дух — птица.
Так вот откуда в ней это неистребимое свободолюбие.
— Потом мы поедем к нему.
У меня даже кончики пальцев закололо от предвкушения хорошей драки. Вот только…
— Лина, ты не поедешь. Назовешь мне место и будешь ждать здесь. Я сам разберусь.
Она нахмурилась и тряхнула головой:
— Нет. Ты не убийца, Джокер. — Милая, ты плохо меня знаешь. — Мы поедем вместе, и я верну ему остальные стрелы. Самые большие.
— То есть ты решила убить его сама?
Что-то этот план нравился мне все меньше и меньше. Нет, в мужские разборки я женщину не допущу. Но Лина продолжала хмуриться:
— С ним случится только то, что он пытался сделать с нами. Это справедливо, и духи нас не осудят.
Ладно, посмотрим, что у нее получится. Но если что-то пойдет не так, я получу возможность сделать все по-своему. То есть правильно.
Оставшаяся часть ужина прошла в молчании. Лина, похоже, полностью погрузилась в свои мысли, только время от времени поглядывала за окно на белую луну. Полнолуние.
… Над землей большая плошка
Опрокинутой воды…
Иногда по бледному диску пробегала легкая рябь, и тогда я невольно сжимал челюсти, чтобы сдержать рвущийся из горла то ли плач, то ли стон.
Успокаивало только присутствие Лины. Внезапно она посмотрела на меня поверх своего бокала:
— Что?
— Что? — Тупо повторил я.
— Ты как-то странно смотришь. Что случилось?
Ах, вот она о чем. Не знаю, как я смотрел. Просто думал, что готов сидеть с ней вот так до конца жизни.
— Не ожидал, что ты когда-нибудь будешь разговаривать со мной, как со старым приятелем. С тобой хорошо, Лина.
Она спокойно поставила бокал на столешницу.
— Скоро все закончится.
Нож звякнул о край тарелки. Теперь молчание за столом уже не казалось таким умиротворяющим. Наконец я отодвинул свой стул назад:
— Иди отдыхай. Я сам тут все уберу.
А потом пойду бить мешок с песком. Покахонтас послушалась без единого слова. На меня она больше не смотрела. Просто отложила свою салфетку, вышла из кухни и скрылась в темноте холла.
Я стоял, опираясь кулаками о гранит столешницы, и напряженно прислушивался к ее шагам. Вот она подошла к лестнице… Поднимается наверх… Внезапно сверху раздался тихий вскрик, и что-то покатилось по ступенькам вниз.