Это уже происходило. Она помнила все меньше и меньше о своей жизни до Люка, одного из наиболее нелюдимых древесных эльфов Милены, который нашел ее в снегу давно минувшей ночью и приютил ее. Люди и места из той прошлой жизни, даже человек, которым она была… все это стало размытым пятном, которое уходило все дальше и дальше, стоило ей закрыть глаза.
Грета опустила клинок и убрала свой кинжал в кожаные ножны, прикрепленные на предплечье. Она едва посмотрела на них. Это просто была часть ее, также как и необычно высокий рост, большой нос и длинные светлые волосы — волосы, которые она заплетала в косы, чтобы скрыть свои человеческие уши от назойливых глаз гоблина.
Местные жители в каждом округе любили собираться в тавернах у очага и рассказывать о том, что люди несли ответственность за бесконечную зиму, и как они обратили дочерей Великой Матери — две луны Милены — против нее.
Все это, конечно, были бредовые сказки. Но это вынудило молодую девушку, оказавшуюся в бедственном положении в чужой земле, скрывать свою истинную сущность от всех.
Он выпрямился, расправив плечи, напоминая ей, что король гоблинов крупнее нее и в росте, и в ширине. Она была не маленькой, но рядом с ним и амазонка будет выглядеть карликом.
— Ты закончила пялиться на меня?
Его наглость заставила ее заворчать:
— Ты никогда не устаешь от своей самоуверенности?
— А ты никогда не устаешь от своей противоречивости?
— Кретин.
— Интересное мнение, эльф.
Грета едва остановила себя от желания заправить косички за уши. Нет, он никак не мог узнать. Она была бы уже мертва, если бы он как-то раскрыл ее тайну.
Он внимательно наблюдал за ней.
— Как бы весело все это не было, ты же не хочешь терять драгоценное время, не так ли?
Смирившись с тем, что он не собирается уходить, но не с тем, что он в одиночку войдет в ту пещеру, она скрестила руки.
— Тогда пошли. При условии, как ты понимаешь, что награда — моя, — добавила она.
Его улыбка растаяла, и он стал таким серьезным, каким она его никогда не видела:
— Меня не волнуют деньги, Данем. Я здесь только для того, чтобы убедиться, что мальчик останется жив.
— Позволь мне сделать мою работу, и он будет жив, — она не стала ему говорить, что не могла вынести даже мысли о том, что беспомощный малыш гоблин во власти монстра. Что он ударил слишком близко от ее дома, и это заставляло ее живот сжиматься, а мысли метаться, и даже, если бы не было вознаграждения, она бы все равно пошла за ним.
— Конечно.
С изменением темы их разговора его тон стал жестче, и она увидела, как вся тяжесть ответственности положения снова легла на его плечи. В ночь их встречи он казался таким оживленным, поделился с ней своей страстью к изобретению и мечтами о путешествиях в захватывающие места. Она была загипнотизирована им и не только потому, что он был единственным мальчишкой, заговорившим с ней — кроме Люка — но и потому, что ей было так хорошо, как… никогда.