— Похоже на историю создания моего мира и, возможно, сотни других. Сейчас ты мне расскажешь о смертоносном яблоке и непокорном змие, не так ли?
Айзек нахмурился:
— Это был рай, пока демон не загрязнил наш мир своим злом.
— Как я и сказала… непокорный змий.
— Этого змия звали Аграмон. Он уничтожил все, до чего смог добраться, и тогда Великой Матери пришлось принять ответные меры, с дождем и снегом. И, тем не менее, демон наносил ущерб многие века. В конце концов, его загнали вглубь гор и магией заключили в темницу, но земля уже была испорчена, и дочери Великой Матери — эти две луны — наказали народ Милены за то, что не смогли защитить ее.
Люк когда-то рассказывал ей, что народ Милены не всегда был рабом лун, и что проклятие затмения было наказанием.
— Почему я должна поверить, что это нечто больше, чем мифология?
— В каждом мифе есть правда. Аграмон первоначально был из вашего мира. Он проник через порталы между нашими мирами.
Она подавила дрожь:
— Все это было вечность назад. Даже если изначально люди несут ответственность за освобождение этой призрачной угрозы, я не…
— Не призрачной, — сказал он. — Из плоти и крови, и очень могущественной. Говорят, что только когда люди будут привлечены к ответственности за свое предательство, демон покинет наш мир, и связь Милены с Великой Матерью будет восстановлена.
— Что? — он должен прекратить рассказывать эти сказки.
— Это ты, — сказал он. — Ты та, кто освободит Аграмона. Приспешники демона прочесывают мои земли, пока мы разговариваем, подвергая мой народ опасности только потому, что ему нужна ты. И я не могу позволить себе терять время только для того, чтобы преследовать тебя через три графства, — его голос звучал нетерпеливо. — Ты скажешь мне, где ты, чтобы я мог тебя защитить.
Гоблин так и не сказал, что и как, и почему она нужна демону. И, по-видимому, не собирался.
— Никто не просил, чтобы ты защищал меня, Айзек. Я довольно долго сама о себе заботилась.
Ее желудок сжался от боли при взгляде на его лицо, но она подавила эти чувства. Несмотря на то, что у нее болело сердце, а губы покалывало от ее самого первого поцелуя, ничто из того, что она только что узнала, ничего не меняет между ними. Ее никогда не примут в его мире, а он не сможет служить своему народу, если все силы потратит на ее защиту.
Последняя искра надежды, которую она даже не осознавала, умерла в ней, оставив ее бесчувственной и опустошенной.
— Грета.
— Забудь об этом, Айзек, — скрестив руки перед собой, она выдавила холодный смешок. — Просто оставь меня одну. Ты идешь своей дорогой, а я своей.