– Я за Плетнева ручаюсь как за себя!
– Дорогой Иван Антонович, – грустно сказал Мерзляев, – такое время – ни за кого ручаться невозможно… Вот, послушайте… Вроде бы птички божьи, а что позволяют. – Он свистнул, и попугаи немедленно отозвались: «Царь дурак…», «Царь дурак…», «Дурак!», «Долой самодержавие!»
Лицо полковника перекосилось. Мерзляев тоже несколько изумился новой формулировке попугая.
– Вот такие настроения витают не только в обществе, но и в природе! – подытожил Мерзляев, радуясь тому, что жандармерия в который раз одержала победу над армией.
На улице перед зданием городской тюрьмы Настенька Бубенцова пыталась уговорить караульного пропустить ее внутрь. Караульный, однако, был непреклонен.
Настенька пыталась сунуть караульному кредитку, тот оглядел кредитку и презрительно вернул ее…
Голос за кадром:
«Тюрьма Губернска не входила в число достопримечательностей этого славного города – примитивное, безвкусное здание с решетками на окнах. Одним словом, тюрьма как тюрьма. Внутренняя отделка казематов тоже не радовала глаз. Но, в конце концов, не в этом дело. Как говорится, не место красит человека, а наоборот…»
Узник Бубенцов являл собой яркое пятно на фоне унылых тюремных сцен – ведь его привезли прямо со спектакля в мундире генерала Венецианской республики. Бубенцов старательно пытался стереть с лица сажу, заменявшую в те далекие времена грим.
– Ну как? – спросил он наблюдавшего за его стараниями тюремщика. – Очистился?
– Арапом быть перестал, – подумав, сказал тюремщик, – но и до русского тебе еще мыться и мыться… Сдавай!
Бубенцов взял колоду карт.
– Значит так, – говорил мулат Бубенцов, мастерски тасуя колоду. – Мои сапоги против твоей табакерки.
– Табакерка бронзовая, – набивая цену, сказал тюремщик.
– Сапоги генеральские, – парировал Бубенцов.
– Сапоги-то поношенные, – скривился тюремщик.
– А табакерка занюханная, – отбрил Бубенцов.
– Сдавай! – вздохнул тюремщик.
Играли, естественно, в «двадцать одно», или попросту – в очко.
– Двадцать! – Тюремщик радостно открыл свои карты.
– Два туза! – ласково произнес Бубенцов и взял табакерку. – Хорош табачок, – добавил он, нюхая. – Теперь предлагаю так: моя табакерка против твоей сабли.
– Заключенному сабля не положена! – заупрямился тюремщик.
– Отдашь, когда выйду на свободу, – нашел выход Бубенцов.
– Если проиграю тебе саблю, меня ж посадят, – справедливо рассудил тюремщик.
– А ежели посадят – зачем тебе сабля? Заключенному сабля не положена.
– Тогда сдавай! – махнул рукой тюремщик, сраженный безупречной логикой партнера.
Карты были розданы, тюремщик попросил еще одну и с отвращением швырнул их на скамью: