— Ты должна попытаться заснуть, — сказал он с той же спокойной медлительностью, когда скользнул под одеяло. Он не подвинулся достаточно близко, чтобы мы могли коснуться друг друга.
— Не могу.
— Кошмары не прекратятся, потому что он мертв, — сказал он, и я знала, что он прав, но было тревожно, что он знал. Они называли его гением, таким же извращенным и опасным, каким он был умным. И я поняла, что он был всем этим и даже больше. Чудовище.
Каждый порез, который он наносил дяде Дюранту в моем присутствии, говорил о клинической точности, о годах практики, и я знала, что после моего ухода было хуже.
В конце концов он умолял о смерти.
— Но он больше никогда не причинит тебе вреда, и никто другой тоже, — сказал он, как будто произнося эти слова, он сделал это законом.
Из-за того кровавого послания, которое он послал сегодня.
— А как насчет тебя? — молчание. — Ты сделаешь мне больно?
Он пошевелился, и кровать зашевелилась под его весом. Я сделала глубокий вдох, прежде чем смогла остановить себя. Даже в темноте я видела, как он повернулся ко мне.
— Я тоже не причиню тебе вреда. По крайней мере, физически.
— Но ты будешь мысленно? — спросила я.
— Нет. Не намеренно. — он помолчал. — Но я ничего не чувствую.
— Не чувствуешь что?
Жалости? Милосердие?
— Чувств.
Я пыталась понять, что он имел в виду.
— Ты не чувствуешь эмоций?
— Не чувствую с тех пор, как я был ребенком. — он помолчал.
— Не так, как обычно. Это трудно объяснить.
Социопат. Так называли таких людей, как он.
— Я признаю их, и я могу моделировать их удовлетворительным образом, если я хочу, но я не чувствую их.
Я не знала, что сказать. Возможно, его признание должно было напугать меня.
— И что это значит для нас?
— Это означает, что я никогда не буду действовать на гнев, страх или печаль, но …
— Но никогда на любовь или привязанность, — закончила я.
Интересно, зачем он убил моего дядю, если не из за гнева? Была ли это привычка? Потому что так обстоят дела в Вегасе? Даже в Нью-Йорке любой мужчина убил бы того, кто опозорил его невесту.
— Да.
Я не нуждалась в любви, пока знала, что я в безопасности от него. Кроме того, я уже много лет не испытывала настоящей привязанности. Я могла бы пережить больше.
— А как насчет желания?
— Это не эмоции. Это животное влечение. И в основном люди животные.
Не так безопасно, в конце концов.
— Значит, ты действуешь по желанию. — страх вернулся в мой голос, и мое тело сжалось вместе с ним.
В темноте я заметила легкое движение его лица.
— Я знаю. И чтобы быть откровенным, я хочу твое тело. — вот оно. Мой пульс ускорился, и я почувствовала новую волну паники.