Любовь травницы и короля длилась недолго. Все чаще пространство сцены прорезали черные ленты. Это была магия, к которой приобщился Властитель. Знахарка начала чахнуть под влиянием черного волшебства.
— Я знаю, нет ужасней дня. Сегодня смерть возьмет меня. Не буду ни молиться, ни гадать. Я вижу, что дано мне испытать, — пела Динора.
Но король не смог остановиться. И вот… черные ленты закрыли изображение девушки.
Появилась светловолосая женщина с гордой прямой спиной, магиня. Она говорила с медноволосым о пророчествах. Ленты сплетались и расплетались. За ними стояла Динора. Даже в своих смешанных чувствах я признавала, как мастерски было обыграно ее «отражение». Но медноволосый король не желал ничего слушать, стал вести себя неадекватно и петь о своей любви к умершей и ее реинкарнации. Весь остаток спектакля он оплакивал свою «потерю» и каялся. Зрители верили, я — нет. Королю начали сниться сны о других мирах. В них появлялась знахарка. Много лет король морально исправлялся, просил прощения, пока в один прекрасный миг дверь иного мира не распахнулась… Спектакль закончился многообещающе: Динора спускалась к медноволосому эльфу по золотой лестнице, с благосклонным видом протягивая руки навстречу замершему в экстазе возлюбленному.
Зрители кричали от восторга, бросая на сцену монеты. Лим плакала. Узикэль бешено хлопал в ладони и даже кинул кланяющимся актерам мелкую монетку, Михо прижимал к груди Малью и повторял:
— Но все же хорошо кончилось? Правда? Хорошо?
Нет, Михо, все только начинается, и хэппи энд еще под вопросом.
Глава 11. В которой некоторые Дашины попутчики ведут себя по-свински
Глава 11. В которой некоторые Дашины попутчики ведут себя по-свински
Я хоть и гуманитарий, складывать два и два умею. Конечно, это мог быть какой-нибудь предок Кэльрэдина. И все же… «Твоя черная магия вытащила меня из другого мира, как и твою нареченную, деву, которую ты когда-то убил своим черным волшебством». Отчего-то из всего сна о Кэльрэдине и демоне в теле тролля лучше всего я запомнила именно эту фразу. То, что происходило на сцене, когда-то случилось со мной? Это странно! Есть же дежавю, в конце концов, страхи какие-нибудь подсознательные. Я дожила до двадцати шести лет и ничего такого не чувствовала. Ничего не подсказало и не всколыхнулось. И сны про медновлосого эльфа хоть и завораживали, но были всего лишь… снами. До некоторых пор.
Я ведь просила его рассказать, чувствовала, что он что-то скрывает, этот лощеный зеленоглазый красавчик из снов! И кто я теперь для него? Рука карающая или отпущение грехов? И как, в конце концов, о девушке из другого мира узнали лицедеи?