На Брест (Кудинова) - страница 33

В этот момент я проснулся и сделал глубокий вдох, подскочив в кресле, затем еще несколько. Я почувствовал, как каждая клетка моего организма насыщается кислородом, сердце стучит, как барабан. Это сон. Но в нем — вся моя жизнь.

Тогда я понял, что больше не могу находиться в больнице, что каждая минута моего пребывания там убивает меня и сводит с ума, мне хотелось кричать об этом, кричать и бежать прочь. Я так и сделал, первый раз в жизни я сделал то, что мне хотелось, и мне было абсолютно все равно, что случится дальше. Я вышел из главного входа больницы и двинулся вперед, несколько раз я останавливался и оборачивался: смотрел на окна своего кабинета. Ветер трепал мои волосы и края расстегнутого белого халата, когда я обернулся в последний раз, окна уже были похожи на маленькие желтые точки. Больше я никогда не видел свою больницу.

По дороге я сильно замерз: к вечеру похолодало, поднялся сильный ветер, и начал накрапывать дождик, я запахнул халат и сунул руки в карманы. Пальцы гуляли по ним, ощупывая и перебирая содержимое, и вдруг уткнулись во что-то очень знакомое… тот самый желтый лотерейный билет! Я даже и забыл, что положил его сюда, до самого дома я сжимал его в руке, не вынимая из кармана, думал, может, сейчас наступил тот самый момент, когда стоит открыть его и взглянуть на выигрыш? Возможно, я бы так и сделал, если бы билет был моим.

Дома я пробыл три дня, все это время я копался в своих вещах, перекладывая их с места на место, все они были мне отвратительны, потому что напоминали о разных событиях, происходивших со мной. То, что казалось мне ценным когда-то, сейчас стало пустым и бессмысленным, я решил, что если разом избавлюсь от всего, мне станет легче. Открыл секретер и выгреб обеими руками все из самой глубины — на пол посыпались книги, старые доклады, шкатулки и куча прочего хлама, я сложил все в большой полиэтиленовый мешок и поставил его к входной двери.

Там же оказалась и коробка с коллекцией открыток, собранных женой за годы нашей совместной жизни, я вынул ее из мешка и открыл. Мамины письма лежали отдельно, аккуратно перевязанные ленточкой, я развязал ее и вытащил одно из середины. В письме мама рассказывала о своей жизни, большая часть, конечно, была отдана советам: как и что надо делать. Этому письму около пятнадцати лет, но на удивление я и сейчас помню, как читал его первый раз.

Я был уставший, со смены, думал только о работе, лег в кровать и развернул конверт, рука уже тянулась к выключателю, а письмо оказалось длинным и, как я тогда думал, бестолковым, я читал его через строчку, проглатывая конец предложений, представляя, чем они могут закончиться. За пятнадцать лет бумага пожелтела, чернила выцвели и у письма появился легкий запах старого дерева.