— Маша у тебя молоко есть? — еле проговорила она.
— Да есть, уже грею, — вылив тёплое молоко в чашку, она вынула из буфета начатую бутылку водки. Налив в рюмку чайную ложку алкоголя она добавила немного воды и сахара. Быстро размешала полученную смесь, взяла ребёнка на руки и стала быстро вливать её в рот полугодовалого малыша. Усталый измученный ребёнок не сопротивлялся. Он пил, забавно скручивая язычок в трубочку, морщась от гадкого вкуса питья. Проглотив немного жидкости хныкал, но опять открывал ротик. Малыш раскраснелся от тепла и разбавленной водки его глазки стали закрываться от усталости, перенесённого шока и наступившей вдруг тишины. Но женщина не давала ему уснуть, а всё поила и поила тёплым молоком с разбавленным в нём кусочком сливочного масла.
Положив успокоившегося ребёнка рядом с матерью, Маша выложила на стол кружок ливерной колбасы, шматок сала, хлеб и два сваренных вкрутую яйца. Оторвав от какой-то тряпицы лежащей в столе лоскут, она смочила его водкой и, раздвинув волосы на голове Любы, стала вытирать кровь.
— Это он тебя сегодня по-божески приложил. Поцарапал только. Не так, как в прошлый раз. Не плачь, успокойся. Давай пей, быстрее согреешься.
Плача и ещё дрожа всем телом, Люба взяла наполовину налитый стакан и, кривясь, опустошила его.
— Дешёвый алкоголь сразу ударил ей в голову. Она почувствовала тепло, которое разлилось и согрело её нутро, — сегодня из-за этой скотины я куска хлеба во рту не держала, — еле шевеля распухшими от побоев губами, проговорила она.
— Поешь, поешь, — Маша нарезала большими кусками ливерную колбасу, протянула один кусок Любе и разлила водку по стаканам, — выпей ещё, успокойся и поешь. А если бы меня дома не было? Ты голиком — ладно, а дитя раздетое, да в мороз?! — всё причитала Маша, но у Любы, разговаривать совсем не было ни сил, ни желания.
— Всё, спи. Завтра не встану на работу. Нет, уже сегодня! Тьфу ты, чтоб его Кондратий побрал, спать-то когда, — Маша собрала со стола и пошла в другую комнату.
Люба, повернула сонное тельце сына на бочок, опустила тяжёлую голову на подушку. Усталость и выпитое взяли своё. Сквозь тяжёлый сон, Любаша услышала голос Марии:
— Любань, дверь закрой, я побежала, опаздываю.
— Господи, я вроде, как только глаза закрыла и уже утро.
Ей тяжело было пошевелить побитое тело, но через минуту она соскочила с постели. Подхватив ещё спящего, раскрасневшегося, мальчугана на руки Люба поднесла его к раковине и включила воду. Она зажурчала из крана неровной струйкой. Мальчик не открывая глаз, потянулся на руках матери и справил свою малую нужду. Подложив чистую несколько раз сложенную марлю в застиранные и высохшие за ночь ползунки мальчика, Люба опять положила его на топчан.