Саша. Захотелось защититься хотя бы им, попытаться вызвать в памяти его образ, но… не получилось.
Саша?
Я написала на песке «Lost Paradise», но и тут ничего не отозвалось.
Ты прошел? Я избавилась? Все кончено?
* * *
Саша… На следующее утро после встречи с ним, я сидела с мамой в актовом зале ШОДа и ждала начала собрания.
— Ты мне своего Громова покажешь? — мама хотела знать в лицо всех парней, которых я только упоминала.
— Покажу. Пока что-то не видно…
— А сосед есть?
— Я его не особо запомнила, но вроде тоже нет, — оглянулась удостовериться и заметила Громова в дверях.
Он был с каким-то другом, прошел в зал и… сел прямо передо мной на первый ряд.
— Громов светленький, — шепнула я на ухо маме, через некоторое время она наклонилась ко мне:
— Он симпатичный.
Я взглянула на нее гневно. ШОД — это не то место, где можно обсуждать мальчиков! Мама сделала вид, что не заметила, снова ко мне наклонилась и шепнула:
— А второй совершенно некрасивый.
Мне понравилось, что мама оценила Громова. В зеленой стильной толстовке, с наушниками от плеера, он крутился на месте и болтал с другом.
Я уставилась на Громова, почему-то стало наплевать, замечает он это или нет. Вернее, мне хотелось, чтобы он заметил. Но Громов, когда оборачивался, всегда искал кого-то сзади и на меня внимание не обращал.
Собрание не начиналось, третий раз ставили «Позови меня с собой!»
— О! Пугачеву раскручивают! — комментировал Громов, и я снова и снова слушала:
…Где разбитые мечты обретают снова силу высоты.
А потом песня звучала и на рынке, куда ходили с мамой после занятий, и на остановках, и вообще, куда бы я ни пошла.
Вечером Саша почти не разговаривал со мной, на все мои редкие вопросы о программах отвечал холодно и официально. Ни разу не улыбнулся. В итоге я перестала спрашивать и впала в бездумье.
— Что скажешь? — Саша иногда прерывал молчание.
— Что спросишь? — отвечала ему без эмоций.
— Это тебе же надо заниматься, не мне! — зло подчеркивал, а я не реагировала.
Это последняя сессия, больше не было поводов приезжать к нему город. Вплоть до следующего года.
Мы уезжали с мамой, из киоска на улице снова пела Пугачева: «Позови меня с собой… Я отправлюсь за тобой… Я приду туда, где ты… Обретают снова силу высоты…» Почему-то казалось, что песня обо мне… причем из каждого динамика в каждой точке города… поется о МОИХ чувствах.
Почти каждый день я ездила к нему в холодном автобусе, бездумно рассматривала стекла, покрытые инеем. Это составляло смысл всего дня. Саша злился. Злился и молчал. Пошел меня провожать, я попросила открыть дверь подъезда, он пнул ее ногой, демонстрируя, что ради меня руки использовать не собирается. А я не обиделась.