Так перед дальним походом русские люди присаживаются на дорогу, молчат минуту-другую, то ли вспоминая прошлое, то ли уже живя будущими тревогами и заботами.
— С богом!
Машина свернула с укатанной дороги. Наклонило. Колеса забуксовали. Мотор натужно захрипел, точно старый бык в упряжке.
Ползли по грязюке часа полтора. И все-таки доехали. Точно, доехали! Машина остановилась.
Вылезли. Я не увидел — почувствовал, что где-то рядом дома. Мы должны были приехать на окраину Придачи отсюда самый близкий путь к Чернавскому мосту.
Пошли.
Спустились в траншею. Под ногами зачавкало. Вышли на открытое место.
Дождь усилился.
Спустились во вторую траншею.
Откинулся полог, и в лицо ударил свет. И опять темно. И вот я уже в блиндаже, ослепленный керосиновой лампой.
Убежище сделано из случайного материала — кусков фанеры и толя, обшито штакетником от заборов. Вместо стола — дверь. Мирная дверь с облупленной белой краской. На ней сохранилась переводная картинка. Чей-то ребенок перевел картинку на дверь. И плыли в неизвестность русские воины со щитами, повешенными на борт корабля.
В блиндаже у железной печурки сидели давешние пехотинцы в маскхалатах, что сватали меня в проводники. Они пили чай из консервных банок, обжигаясь и смакуя.
— Погодка-то — класс! — сказал один, точно сообщил превеликую радость, и закашлялся.
— Грейтесь!
Мы присели на ящики из-под снарядов — тетя Клара, дядя Ваня-Вилли, капитан из разведотдела и я. Я так и не знал толком, чей капитан. Наш ли,— наш в том смысле, что из авиационной дивизии,— или он подчинялся другому начальству.
Здесь, на передовой, задавали фасон пехотинцы в маскхалатах, так что капитан сидел и помалкивал.
— Порядок следования такой,— сказал старший из них.— Идем к реке двумя группами. Альберт Терентьевич, предупреждаю, когда взлетит сигнальная ракета, не вскакивать, лежать спокойно, я буду рядом. Да, молодой человек, переоденься в гражданское. Обмундирование сложи сюда,— он протянул брезентовый мешок - Документы тоже клади. Не пропадут. Вернешься — возьмешь. Порядок общий.
— А зачем переодеваться? — не утерпел я.
— Промокнешь. Вернешься — в сухое переоденешься Мамок у нас нет. Промокнуть придется до нитки.
— Выйдем к переправе,— продолжал ставить задачу старший,— в стороне, метров двести. Альберт Терентьевич, где брод-то твой? Давай точные координаты.
■' — Прямо от водокачки начинается.
- Придется вдоль бережка прогуляться... Не страшно?
— Может, переплыть и натянуть конец? — спросил кто-то.
— Не удержишь. Завязать не за что. Дорогое удовольствие.