– Иди уже.
Я ухожу, замечая боковым зрением, как Марина закрывает ноутбук, убирая со стола кружку.
Минут через пятнадцать мы уже выезжаем из дома.
В лицейчик заходим вместе. Чем привлекаем озадаченные взгляды, ведь многие видели не только то, что мы вместе зашли, но и то, что вместе приехали. Убираю руки в карманы и с каменным лицом чешу в гардероб. Скинув куртку, расстегиваю пиджак и поднимаюсь в класс.
Урок еще не начался, поэтому, подходя ближе, я слышу интересный треп Сомова с одним их своих одаренных созданий.
– Да не придет он, выперли его. Отвечаю.
– Я видел, как он с завучем приехал сегодня.
– И че?
– Ну, это странно.
– Ничего не странно, она ему просто хочет доки в рожу кинуть.
– Я тебе щас кину, – вмешиваюсь в это «веселье», останавливаясь в дверях. – Сомов замолкает, а его слащавое личико перекашивает злостной гримасой. – Ты давай, продолжай, должен же быть у меня повод тебя выстегнуть. Видимо, вчерашнего тебе было мало.
– Паха, так ты вчера соврал?
– Да кому вы верите?! – оправдывается мой дружочек.
– Соврал-соврал, – ухмыляюсь.
– Шелест, ты чего здесь встал? – басит Васильна за моей спиной.
– Цирк смотрю. Эксклюзивное выступление Павлушки Сомова.
Васильна переводит взгляд наСомова и, разочарованно выдохнув, отодвигает меня в сторону.
– За парту садись, – проходит в глубь класса. – Так, Гольштейн где?
– Она сегодня ко второму уроку придет, – лопочет Катюха.
– Чего вдруг?
– Не знаю. Ее отец вам позвонит.
– Отец, – фыркает слегка пренебрежительно. – Открываем учебники на сто второй странице.
– Александра Васильевна, можно я к Богдану пересяду? Сомов мне мешает, – скулит Катька, а мирно сидящий Павлик бросает на нее гневный взгляд.
– Садись.
Куликова собирает свои вещички и подсаживается рядом.
– Привет, – почти мурчит, надувая губки, – ты завтра придешь?
– Приду, – поворачиваюсь, оценивая, насколько глубоко расстегнуты пуговицы на ее рубашке.
– Отлично. В восемь. Могу прислать машину, – вышагивает пальчиками по парте в моем направлении, а второй рукой подпирает щеку.
– Сам найду. Не парься.
– Хорошо, – облизывает губы, – я буду очень тебя ждать.
Герда.
Это так странно, каждое утро я просыпаюсь с мыслью, что моя жизнь полностью никчемна. В ней ничего не происходит, но при этом все от меня чего-то требуют. Отец хочет, чтобы я была первой во всем, мать – чтобы следила за собой, не разрушая придуманный ею статус красотки. Пашка с пеной у рта доказывает, что я не должна бояться отца и слушать все то, что мне говорят дома, но при этом не прочь, если буду делать так, как говорит лишь он… они все, все хотят сделать из меня ту, которая будет для них наиболее удобна.