– А эти твои аплодисменты, ты зачем из меня идиота сделала?
– Из тебя? Да я себя такой сделала, почти при всех признала, что он меня уделал. На тестах меня уделал, и парня моего, которого я восхваляю, тоже сделал.
– Это мы еще посмотрим. Я это так не оставлю. Ладно, – выдыхает последнюю каплю злости, – давай сделаем вид, что этого всего не было. Ты завтра придешь в школу?
– Приду.
– Тогда до завтра.
– Ага, – скидываю звонок, засовывая айфон подальше в ящик.
Зачем я это делаю? Не знаю. Знаю только одно – разговаривать я ни с кем не хочу. Совсем. И Сомова я видеть тоже не хочу, меня от него тошнит. Вот вроде и плохого мне он ничего не делал, и прихоти все выполняет и в рот заглядывает, и бегает за мной, словно на поводок привязанный… но бесит. Рвотные позывы от него начинаются. А сейчас так вообще. Сколько можно? Зачем он позвонил? Права свои заявить? Унизить? Жизни в очередной раз поучить? Так и без него учителей хоть отбавляй, каждый второй…
В дверь комнаты стучат, и я, как по струнке, вытягиваю спину, сидя на кровати. Мама просовывает в комнату голову.
– К тебе можно?
– Да, – улыбаюсь, – заходи.
Она проходит внутрь, присаживаясь на край кровати. Улыбается и долго рассматривает мое лицо. Сглатываю, потому что знаю, что будет дальше. Теперь я наизусть знаю, чем для меня может обернуться ее притворство. В детстве она вот так же приходила в мою спальню, улыбалась, расспрашивала о друзьях (которых у меня не было, и она об этом знала)… теребила в руках мои игрушки, а потом, с несчастным, почти заплаканным лицом просила, чтобы я пошла к отцу и умоляла его не уезжать в командировку. Тогда она мотивировала меня тем, что если я не пойду сейчас, то он уедет и больше никогда к нам не вернется. В те моменты улыбка на ее лице превращалась в пластиковую маску. Она нервно сжимала кулаки и стискивала зубы, чтобы не проявить агрессии, но у нее никогда не получалось держаться до конца. В конце она кричала, что отец бросит нас, что он уйдет, и в этом буду виновата я. Что отец разлюбит меня. Она кричала, кричала, а я плакала, смотря на ее искажающееся от ненависти и слез лицо, и шагала к папе.
Плакала в его кабинете, умоляя не уезжать, и он оставался. Я мысленно благодарила его за это. Ведь в те моменты, когда он все же уезжал, она, словно обезумевшая, носилась по дому, таская меня за собой, параллельно приговаривая, что я никчемна и отец уехал, потому что не любит меня…
Именно в те моменты я четко осознавала одно: чтобы папа не ушел, я должна быть самой лучшей. Лучшей во всем. Именно тогда, в возрасте пяти лет, я знала только то, что, если я не буду самой-самой, папа не будет меня любить. И я становилась той самой-самой. Ходила на все-все занятия, училась, занималась с репетиторами и почти не играла в игрушки. Мне было некогда. Иначе папа меня бросит!