– Как все запущено.
– Почему?
– Не парься, – отмахиваюсь, не желая вдаваться в подробности и говорить о том, как мы мыли туалеты в интернате.
Пока Умка примеряет в ладони губки, отворачиваюсь в сторону сцены. Огромные красные шторы по обе стороны очень привлекают внимание.
– Пойдем, – в голову закрадывается идейка. Спрыгиваю с подоконника, сжимаю Герину ладонь.
– Куда?
Молчу. Пересекаем зал.
Отодвинув немного ткань от прохода, пропускаю Геру вперед. Мы на краю сцены, как раз сковываемые занавесом.
– Богдан, – оборачивается, сжимаю ее талию, усаживая на сцену.
Гольштейн вздрагивает, осматриваясь.
– Ща.
Запрыгиваю на сцену, подтаскивая к нам валяющийся в углу мат. Кажется, вчера тут была репетиция какого-то спектакля.
Заваливаюсь на спину, закидывая руки за голову.
Гера так и сидит на самом краю сцены. В зале тишина. Я так за*бался за эти дни в зале, что меня просто вырубает. Встряхиваю голову. Часто моргаю.
– Умка, иди сюда, я тебя не съем.
– Точно? – улыбается.
– Может, только чуть-чуть.
Гера садится на мат, вполоборота ко мне.
Приподымаюсь, чтобы сесть. Плотно прижимаюсь спиной к стене, широко расставив ноги. В пару движений подтаскиваю Геру к себе, одуван упирается спиной в мою грудь, резко сжимая колени.
– Не нервничай так, – стискиваю ее сильнее, запрокидывая голову.
– А если кто-то зайдет?
– Не зайдет.
Гера закатывает глаза, но на губах улыбка.
До боли во всем теле хочу ее поцеловать. Она такая красивая. Так близко.
– Богдан, – уже без улыбки, – я хотела тебе сказать…
– Говори.
– Точнее, спросить.
– Спрашивай.
– Мой отец…
Кладу ладонь на ее живот. Гера, ну давай мы поговорим потом, прошу тебя… раз, два, три. Убираю руку. Я сосредоточен и готов слушать.
– Что-то случилось?
– Нет… то есть, да. Он хочет, чтобы в эту пятницу ты пришел к нам на ужин, – резко замолкает и опускает глаза.
Так, походу, сегодня без интима, сегодня опять только сопливчики.
– Я приду, – отвечаю, даже не думая. А че тут, собственно, думать?!
– Да? – удивленно.
– А почему нет?
– Не знаю… просто я подумала, что тебе это не нуж… в общем, спасибо.
– Да пока не за что.
– Только у меня очень непростые родители… я заранее хочу извиниться за все то, что может произойти.
– О как, мне стало гораздо интересней.
– И прекрати меня лапать, где нельзя.
– А где нельзя?
– Богдан, – оборачивается.
– Что? – возвращаю ладонь на ее живот. – Разве это плохо? Я тебе ничего такого не предлагаю. Просто хочу тебя потрогать, это нормально.
– Это неправильно.
– Почему?
– Шелест, четыре дня назад мне хотелось тебя придушить.
– А сейчас не хочется?
– Чуть-чуть.