– Я ведь тоже могу, только побольнее.
Она затихла. В темноте плохо видно выражение её лица, но он чувствовал горячее дыхание совсем близко, и это подстегнуло. Он схватил её за плечи, бросил на кровать. Она попыталась встать и стукнула его несколько раз по лицу. Он почувствовал – эти удары разозлили ещё больше и он уже не помнил себя. Он рвал её рубаху, а она молча покрывала его ударами. Она не кричала, не плакала, не говорила, не просила. Только тихо и ожесточённо сопротивлялась.
Но силы были неравны. В какой-то момент Люба выбилась и перестала сопротивляться. И тогда Иван уже не мог остановиться. Он вкладывал в движения всю свою мощь. Словно ярость, какую разбудила в нём эта девица, в безумном порыве вырывалась и поглощала всё её тело. Иван чувствовал невероятное, отчаянное безумие. Чувствовал наслаждение от этой дикой ярости. Он хватался за лицо Любы и смотрел ей в глаза, что в темноте будто горели огнём. Иван пытался найти в них то же, что чувствовал сам, но этот огонь оказался иным. Он будто раскаленное железо, резал и уничтожал. Люба лежала совершенно ослабленная. Но огонь её глаз – почти убивал.
Когда Иван откинулся обессиленный, служанка ещё немного полежала, потом быстро встала и вышла.
Тихо – словно и не было никого здесь.
Как заснул, не помнит Иван. Проснулся в растерзанной кровати. Осмотрелся и позвал:
– Люба, Люба!
Дверь приоткрылась, Ольга Филимоновна с косой, выложенной вокруг головы, несмело заглянула. Пробежала взглядом по кровати, и на полном лице на какое-то мгновение отразился испуг. Но она быстро нашлась и совершенно спокойно спросила:
– Ванюша, что там?
– Где Люба? – прохрипел Иван.
– Так она, это, сказалась больной. Я её и отпустила. Отдохнуть маленько.
Иван сел на кровати.
– А кто прислуживать будет мне? Вы подумали? – закричал он.
– А как же, конечно. Сейчас Петька придёт тебя одевать.
Матушка быстро вышла, как видно, для того, чтобы больше не слушать грубых слов Ивана. Она-то точно знала, что сейчас к нему лучше не соваться.
– Петька?! – закричал Иван и вскочил с постели.
Быстро влез в штаны, сапоги он натягивал уже на ходу.
– Ты куда?! – вскричала мать, глядя на такое.
Она чувствовала неладное и почти начинала понимать, что происходит. Только теперь она увидала, ярость сына состоит не в том, что служанку нужно прогнать, а, наоборот, злился из-за того, что её он собирался вернуть.
Иван выскочил прямо в рубахе и в исподних штанах на двор и пресёк его с быстротой гепарда.
В хибару к Мишке он ворвался как лютый зверь и проревел первое, что стояло в уме: