Ее сердце забилось быстрее, и она почувствовала странное желание выскочить из кабины лифта и подняться по лестнице. Потому что, когда эти двери закроются, она окажется в ловушке в этом крошечном пространстве с… ним.
Дерьмо.
— Я не шучу, ты же знаешь, — она с досадой обнаружила, что отодвинулась к другой стороне кабины лифта, словно хотела увеличить расстояние между ними. — Тебе не обязательно заходить со мной в квартиру. На самом деле, я была бы признательна, если бы ты этого не делал. Я сейчас не в настроении для гостей.
— Я понимаю, — он не двинулся с места, просто стоял, пока закрывались двери. — Но ты, кажется, не понимаешь, что твоя жизнь находится под серьезной угрозой. Поверь мне, я бы не пошел к тебе домой, но ты в опасности, а это значит, что я никуда не уйду, пока эта опасность не будет нейтрализована.
Лифт дернулся и начал подниматься, и Грейс мысленно выругалась, потому что все было так плохо, как она и думала. Казалось, он заполняет собой все пространство своим высоким, худощавым, поджарым телом. И сейчас все отличалось от того, что было раньше. Теперь она знала, каким горячим он был под всей этой кожей и каким твердым. Тогда, на байке, когда она положила руки ему на бедра и прижалась к нему, он чувствовался мужчиной, а не статуей с ледяными глазами или прекрасным ангелом мщения.
Впервые она ощутила его запах, свежий, чистый, с чем-то теплым, вроде кожи или специй. Это было не то, чего она ожидала, и она с ужасом обнаружила, что ей это нравится. Очень сильно.
Энергия, беспокойно двигавшаяся внутри нее, казалось, усилилась.
Грейс прислонилась к задней стенке лифта, стараясь сделать вид, что не пытается увеличить расстояние между ними.
— Ну и что? Ты собираешься просто слоняться вокруг, как телохранитель или типа того?
— Типа того, — он держал шлем в одной руке, его длинные пальцы обхватили щиток, и она поймала себя на том, что смотрит на маленькие белые шрамы на них и ей интересно, как он их получил.
Господи, она сходит с ума?
— А что, если я этого не хочу? — она не смогла сдержать раздражения в голосе. — Разве я не имею права голоса?
— Нет, — это слово было ровным и очень холодным, холод в его взгляде, когда он смотрел на нее, был почти осязаем. — Если только ты не хочешь умереть.
— Ты думаешь, что я дура? — она не собиралась этого говорить, но слова вырвались сами собой, и она тут же пожалела об этом, потому что это прозвучало так, будто ей не все равно, что он о ней думает. Вообще.
Его светлые брови слегка нахмурились, как будто вопрос озадачил его.
— Дура? Нет, я не считаю тебя дурой. Что, черт возьми, заставляет тебя так думать?