Он нахмурился.
— А как помогает рисование?
— Это заставляет меня задуматься о том, что я могла бы написать на этом холсте, — она наклонилась, чтобы собрать обрывки бумаги, очевидно, все с изображением его, которые ей не понравились. — В тот день, когда мы встретились в художественной галерее, я собиралась найти вдохновение. Просто погулять по городу и посмотреть на людей, что-то в этом роде. Но, очевидно, я не могу сделать это сейчас, поэтому я должна взять вдохновение там, где могу его найти.
Лукас засунул руки в карманы джинсов, острый разряд электричества, которую он всегда ощущал рядом с ней, снова скользнул под его кожу.
Господи, какого черта он задает ей все эти вопросы? Почему, черт возьми, для него так важно, рисует она его или нет? Словно у него не было других дел, в конце концов. Для начала ему следовало бы связаться с Вэном, потому что прошло уже несколько дней с тех пор, как сидя «У Лео» он в последний раз получил письмо от отца, и был назначен директором «Тейт Ойл энд газ» вместе со своими братьями, и ему, вероятно, следует посмотреть, что за корпоративное дерьмо он должен делать.
Ему также нужно было написать Вульфу, чтобы узнать, что с ним происходит, так как он тоже хранил радиомолчание. То, как он ушел из «У Лео» пять дней назад, так внезапно и без каких-либо объяснений, было немного чертовски тревожным, хотя Вульф связался бы с ним, если бы ему нужна была помощь. По крайней мере, должен был.
Вот только Лукас обнаружил, что не торопится связываться с братьями. Он хотел побольше узнать об этих дурацких картинах, которые только глубже вонзали в него эти разряды.
— Тебе нужно закончить картину? — в его голосе звучали резкие нотки, которые он никак не мог смягчить. — У тебя их уже двенадцать. Конечно, этого достаточно.
Грейс подошла к мусорной корзине в углу, вытряхнула в нее все листки, затем выпрямилась и посмотрела на него так, что он понял: он понятия не имеет, о чем говорит.
— Нет, — сухо ответила она. — Я не могу этого сделать. И нет, я не могу объяснить, почему. Я… упускаю что-то из серии, и я не узнаю, что это, пока не начну рисовать.
Иисус. Значит, эту работу она начинала вслепую. Не имея ни малейшего представления о том, что она делает и в каком направлении двигается. Это была полная противоположность всему, что он делал, и он не хотел даже начинать понимать это.
— Как ты можешь не знать? — потребовал он, не понимая, почему так важно, чтобы она дала ему другую причину, кроме того факта, что все, что она ему сказала, он мог бы использовать, чтобы потенциально лучше защитить ее.