— Почему ты не сообщила, что в порядке?
— Потому что, заговорив с тобой однажды, я бы захотела вернуться. Но я не могла сделать это.
— Почему? — он останавливается, когда нашу еду ставят на стол. — Что было настолько плохим, что ты уехала? И не говори о группе, здесь есть что-то ещё. Я знаю тебя, Соф. Знаю, что о чём-то ты не рассказываешь мне.
Его акцент усиливается в конце, я поднимаю глаза и вижу бурю эмоций в его тёмно-синих глазах. Беспомощность, растерянность, обида. Ненавижу себя за это.
— Я была напугана, — окунаю фри в кетчуп, — просто... напугана. Поэтому я сбежала. Вот и всё.
— Чем? Ты должна была знать, что я бы не оставил тебя. Я был бы здесь столько, сколько понадобится. Мы бы справились с этим.
— А потом ты бы уехал, а тут остался целый мир, частью которого я не смогла бы стать? — я грустно улыбаюсь. — Это не сработало бы.
— Но и твой вариант не сработал, не так ли?
Я игнорирую его слова и продолжаю есть. Он прав, это так. Предполагалось, что нахождение вдали от него ослабит чувства, и когда мы увиделись бы снова, ничего не имело бы значения. Не имело бы значения, появилась ли у него новая девушка, стал он бабником или всё ещё хочет меня.
Я должна была рассказать ему о Миле и объяснить, почему уезжаю, а затем двигаться дальше.
Должна, должна, должна была.
Должна была сделать то, что никогда не произошло бы. Это должно было быть чем-то идеальным: тем, за что ты можешь уцепиться поздней ночью, когда не можешь уснуть.
Это должно было как-то обнадёжить сердце, которое мечтает об идеальном.
Потому что мой идеал был бы прекрасным. Я не испытывала бы боль, глядя на него. Моё сердце не замирало бы как прежде, когда он смеётся, а в животе не появлялись бы бабочки каждый раз, когда его губы подрагивают.
И я совершенно точно не становилась бы беспомощной каждый раз, когда он целовал бы меня.
Коннер наклоняется через стол и кладёт свою руку на мою. Я качаю головой и опускаю её на колени. Не могу позволить ему прикасаться ко мне. Не могу прикасаться к нему. Мы не можем быть большим, чем просто родителями, потому что он уйдёт, а я снова останусь уязвимой перед своими страхами.
Это не иррационально. Не тогда, когда это безопаснее для Милы. Для неё лучше, когда мы не вместе и тайно страдаем, чем, когда вместе и больно всем троим.
Моё сердце может желать его с каждым сделанным ударом, и оно, возможно, хочет идеальной семьи, в которой мы все вместе радуемся и смеёмся. Оно может хотеть улыбок, бесконечного веселья и ласковых касаний. Может желать страстных поцелуев украдкой, когда рядом нет ребёнка, и ему, возможно, потребуются бесконечные ночи, но это не имеет значения.