— Стихи читает и, что интересно — не стесняется. Она же голая, а я мужчина. Любая воспитанная женщина своей ногаты стесняется, прикроется или вообще убежит. Вот я и спрашиваю: как вам не стыдно? А она мне заявляет: вы чего? Я уже как третий день мертвая. Какая тут может быть стыдливость? Где вы видели покойника, чтобы он стеснялся своей ногаты? Хорошо, думаю, она мертвая, но я живой! И прикрыл ее, отдал свой мундир.
— Достойно поступили, — бросил Алексей Митрофанович, — как и полагается офицеру. Вы же офицер?
— Младший, — скромно признался Виталий Борисович.
— Все равно офицер.
Товарищ Шумным вдруг смутился. Офицер-то офицер, но был он в чем? — В трусах, хотя и в фуражке.
— Вновь читает стихи, а тут и вы появились. С Клавдией Степановной поздоровались, мол, как дела, и сразу ко мне. Я на минуточку, как и обещал.
— Похож?
— Кто? — не понял Виталий Борисович.
— Я, говорю, похож на себя?
— Да как не похож, если это были вы! Я же в своем уме! Вы что! Сходство сто процентное. Синие трусы и рубашка в клеточку.
— Синие трусы? — поразился Алексей Митрофанович.
— Синие.
— Действительно, похож, а что дальше?
— Дальше не помню, проснулся я.
Говорить о том, как именно он проснулся, — товарищ уполномоченный не стал, воздержался, полагая, что данные подробности к теме беседы отношения не имеют.
— Любопытно, — после некоторой паузы, произнес математик. — Я готов присягнуть и дать вам честное слово, что никуда вечером не уходил и ночью тоже. Что же это получается? Раздвоение личности? Маловероятно. Все это время я был в твердом рассудке и здравой памяти. Виталий Борисович, а не могли бы припомнить, когда именно заснули, хотя бы приблизительно.
— Где-то в районе часа ночи, потому как потом я проснулся — слишком уж впечатляющим был сон.
— И не говорите, — согласился математик, — час ночи. В час ночи я работал. А спать отправился в три. Очень любопытно! Кто же это мог быть? В синих трусах и в рубашке. В этой?
Виталий Борисович кивнул.
— В этой.
— Крайне любопытно. А что Клавдия Степановна?
— В смысле? — не понял милиционер.
— Ну, рассказывала вам о чем-либо или наоборот что-то просила.
— Стихи читала.
— Читала стихи, — повторил математик и поднялся. — Я вам не мешаю? У меня противная привычка ходить по комнате, помогает сосредоточиться. Читала стихи и была абсолютно голой. Голой, предположительно, потому, что умерла голой. Это как версия, а почему стихи? Когда читают стихи? Мне кажется, она хотела этим что-то сказать.
— Зачем? Если бы она желала мне что-то сообщить, почему не сообщила? Кто ей мешал?