Он хихикает.
— Это будет очень долгая история. Обещаю, что когда-нибудь расскажу. А сейчас, как насчёт сокращённой версии?
Я киваю и намазываю оливковый тапенад на хрустящую питу.
— Слушаю.
Он сдерживает улыбку и смотрит мне в глаза.
— Я не родился в семье, которую теперь называю своей. Когда мне было около двадцати пяти, находился на волосок от смерти после неудачной охоты. Меня растерзали волки. Я должен был умереть. — Я невольно подношу руку к груди. От мысли, что он истекает кровью и ранен, совсем один в лесу, у меня болит сердце. — Человек, которого я называю отцом, нашёл меня и привёл к себе домой. Там меня вылечили. После этого я никогда не уходил.
— А как насчёт биологической семьи? Разве они не искали тебя?
Он качает головой.
— Я потерял их из-за лихорадки задолго до этого.
Лихорадки? Разве в Швеции ни одна из лучших систем медицинского обслуживания в мире? Я отбрасываю эту мысль и продолжаю слушать, пока Маттиас рассказывает о месте, где живёт. О любимой семье. Мужчине, которого ему как брат и который едва не умер. И каждое его слово укрепляет моё желание. Даже если мы проведём вместе совсем немного времени, прежде чем он уедет домой.
Спустя несколько часов и после прогулки по холодной лунной ночи, мы идём к моей машине, я держу Маттиаса под руку, и его энергия заставляет меня напрячься. Он молчит и не смотрит на меня. Такое ощущение, что я его чем-то обидела. На стоянке стоит лишь моя машина.
— Ты припарковался в другом месте? — спрашиваю я, роясь в сумочке в поисках ключей. А когда нахожу, нажимаю кнопку на брелоке.
— Нет, — говорит он резким рычащим тоном, а затем прижимает меня к машине, яростно впиваясь в губы и запутывая руку в волосах. — Чёрт, я хочу тебя. Просто попробовать. — Он спускается поцелуями от губ к шее, вздыхает и стонет. — Ваниль и орхидеи. Сладкий нектар. Моя.
— Господи, Маттиас, что ты со мной делаешь? — Уверена, что я уже вся влажная от возбуждения. — Поехали ко мне. Начнём то, что мы начали уже у меня в постели.
Но потом царапает зубами ключицу, и от этого ощущения я дрожу.
— Просто попробовать, — повторяет он.
— Попробовать что? — При воспоминании о его налитом члене, огромной силе и скорости, с которой он исчез вчера, смешивают возбуждение со страхом.
— Тебя.
Сердце колотится в груди.
— Маттиас.
— Элейн, моя пара.
Пара?
— Что ты делаешь?
Он скользит языком по моей шее.
— Хочу сделать тебя своей.
— Маттиас, посмотри на меня.
К моему удивлению, он так и делает, и в выражении его лица я вижу опасение.
— Ты меня не за того принимаешь, — говорит он, прижимаясь своим лбом к моему. — Но делаешь меня лучше.