Вопрос власти тоже решался просто. Властью был наделен Ермаков, и не потому, что он формально начальник — потому что это не первый его сезон, он знает места и имеет полевой опыт. Еще у него чутье на любой поворот ситуации и олимпийское спокойствие. Маркеры ситуации — два любимых слова, «офей», когда все идет хорошо, и «собачка», если ситуация вышла из-под контроля. Никаких выражений покрепче я не слышала. Мои щенячьи попытки вызвать его одобрение ничем не отличаются от попыток Бориса и Виталия. Никакого профиту одобрение не дает, зато определенно повышает самооценку. Если же говорить об иерархии власти, то я оказываюсь в самом низу, поскольку физические наши возможности несравнимы. Глядя, как пунцовый от напряжения Виталий затягивает чересседельник, упираясь сапогом в бок лошади, я понимаю, что сама должна найти применение своим скромным способностям.
Вот, например, когда дождь льет как из ведра, умудриться сварить горячий кофе и принести кружку шефу в палатку, где он, лежа на пузе и уворачиваясь от холодной струи, пытается чертить карту, используя Борькину гитару вместо стола, озабоченный только тем, как бы не перевернуть пузырек с тушью.
А для Витальки, когда он, чертыхась, приходит с очередной охоты, пустой и промокший, я извлекаю из-за пазухи найденные вчера в его углу палатки портянки, потихоньку мной выстиранные, хитроумным образом высушенные (мое ноу-хау!), а теперь еще и согретые на девичьей груди. Он улыбается, смахивая каплю с носа — система стремится к равновесному состоянию.
Что касается секса, связанного с отношениями власти и подчинения, то ему и вовсе не находилось места в этом странном братстве. Не могу сказать, что я была чужда увлечений и холодна как рыба — более того, меня дожидался в Москве молодой человек, уже официально представленный родителям в качестве жениха. Но что совершенно поразительно, дневничок ни одной записи о вышеупомянутом юноше не содержит — похоже, его просто выдуло из моей головы камчатским ветром.
Фотопортрет, сделанный Борисом на вершине Безымянки, запечатлел совершенно неженственное существо с облупленным носом и разлохмаченными вороньими патлами, прихваченными в два хвоста. Пеппи Длинный Чулок, девочко-мальчик. Образ этот можно обозначить только словом «шершавый» — зато он идеально вписан в окружающее нагромождение камней и снега. Теперь, правда, можно было бы воспользоваться термином «антигламур».
В самые счастливые минуты я вообще думала о себе в мужском роде. Даже вслух иногда, забывшись, говорила: «Я пошел!», чем очень веселила Виталия, тут же принимавшегося дразнить меня «кисейной барышней».