Расскажи мне о жизни в пустыне… (Кекова) - страница 3

Но речь твоя уже растворена
в каком-нибудь Жасмине Полякове
или в простом Листе Лесовикове.
в крови и лимфе их течёт она.
Вот куст сирени — бабочек альков,
еда для пчёл, приют для мотыльков.
и. если мы листву не потревожим,
то куст сирени будет брачным ложем
для тех, кто отлюбил — и был таков.
Нам нужно не забыть между делами:
мы тоже бабочки с прекрасными крылами,
за нами вслед встают — неясные пока —
поэты — шелкопряды языка…

Страшная месть

Станиславу Минакову

1
— Никого не помилую,
только слёзы утру…
Гоголь с паном Данилою
тихо плыл по Днепру.
Волны серы, как олово.
Спят в земле мертвецы,
молодецкие головы
опустили гребцы.
— Кто не спит, тот спасается,
Плоть приемля и Кровь.
Украина, красавица,
соболиная бровь.
— Ни приветом, ни ласкою
не разбудишь меня,
только сталью дамасскою,
вольным храпом коня…
2
Стражу к городу вывели,
в хлев загнали овец.
Спит в сиятельном Киеве
есаул Горобець.
С голубями и птахами
мчит его экипаж
в дом, где борется с ляхами
друг его Бурульбаш.
Полночь многоочитая
в храм идёт на поклон,
чтоб уснуть под защитою
чудотворных икон.
Но не дремлют отдельные
мертвецов позвонки,
заведенья питейные,
казино и шинки,
синим светом подсвеченный
тот, чьё имя — Никто,
и проказою меченный
вождь в заморском пальто.
Он танцует «цыганочку»
со страной на горбу,
дразнит мёртвую панночку
в одиноком гробу.
И, не видя противника,
у Софийских ворот
Гоголь в облике схимника
на молитву встаёт.

* * *

памяти о. Игоря Цветкова

1
Среди странных взлётов и падений,
в лунном свете с головы до пят,
богомолы в виде привидений
молча над полянами висят.
Лишь один из них, лишённый крова,
от себя и мира отрешён,
силится обманутое слово
натянуть на лоб, как капюшон.
Но пока он к смысловой палитре
добавляет краску или две,
странный зверь в пирамидальной митре
в разноцветной движется траве.
И пока изгой из богомолов
с именем нащупывает связь, —
торжествует звука странный норов,
жизнь проходит, плача и смеясь.
И среди растений в виде свечек,
ничего не видя впереди,
засыпает навсегда кузнечик
с маленькою арфой на груди.
2
Близка мне исландская сага,
где скальд воспевает осот,
где пастырь на склоне оврага
словесное стадо пасёт.
где в зарослях диких растений
под сенью искусств и наук
таится непризнанный гений,
творец паутины — паук.
Блажен, кто в страдании весел,
кто знает таинственный путь,
но трижды блажен, Кто повесил
кузнечику арфу на грудь.

* * *

памяти Наташи

Мы не знаем, когда нам придётся
покидать навсегда этот свет…
С неба ливень невидимый льётся
нашей радости, скорби и бед.
Ты от этого ливня промокла
и, наверное, спать прилегла,
а в больничные целилась окна.
словно в сердце, стальная игла.