Пока я от души потягиваюсь и ничуть не комплексую по поводу того, что одеяло сползло ниже пупка, а утром у меня, как положено, нормальный мужской стояк, Александра потихоньку отодвигается на другой край кровати. Если бы не необходимость делить со мной одно на двоих одеяло, уже бы вылетела прочь, как пробка из бутылки. Но вынуждена терпеть. И чем больше терпит, тем напряженнее думает и сопит, бросая на меня то злые, то испуганные взгляды.
— Доброе утро, Овечка, — растекаюсь в улыбке. — Как спалось, малышка?
Волшебные слова. С одной стороны, не значат абсолютно ничего, с другой — абсолютно все. Я могу просто интересоваться, по душе ли ей упругость моего матраса, или, скажем, как она себя чувствует, лишившись невинности.
— Доброе, — немного заикаясь, бормочет Александра.
Я перекатываюсь набок, подпираю голову кулаком и продолжаю ломать комедию:
— Обычно, Овечка, я не говорю это смертным, потому что ни одна из них не делала для меня того, что сделала ты прошлой ночью, поэтому в качестве исключения: ты была просто восхитительна. Особенно меня впечатлили твои… губы.
Кстати, правда впечатлили: никто и никогда не спал в моей постели, пуская слюни мне на спину. Пару раз я был готов оставить ее сексуальную фантазию и проснуться, чтобы перевернуть Александру на другой бок, но потом оказалось, что, в общем, мне и со слюнями нормально. Ну точно не настолько странно, чтобы ради этого вытащить два пальца из ее восхитительной задницы. И за терпение мне воздалось.
Александра, почуяв неладное, со странным писком выскакивает из постели, рывком заматываясь в одеяло. Отбегает на середину комнаты и жжет меня гневным взглядом.
— Только не говори, что ты… Господи, Локи! Ты не мог бы…
Она закрывает ладонью глаза.
— Не мог бы, потому что ты забрала одеяло.
— Тогда оденься.
— Хватит мне приказывать, Овечка. — Зеваю и из чистого сострадания переворачиваюсь на живот. — Ну, считай, можно открыть глаза.
Судя по вздоху, вид моей голой задницы все так же производит на нее неизгладимое впечатление.
— Локи, ради бога, скажи, что мы… что я…
— Сказать, что ты была просто — арррр! — как хороша? — Хорошо, что лежу мордой в подушку, а то бы точно ржал в голосину. Ее мысли скачут, как сумасшедшие аборигены вокруг костра, но еще забавное ее бесконечное смущение. — Так я вроде сказал.
Александра издает судорожный вздох и прячется в душе.
Эх, трусиха. Ну кто же так быстро капитулирует?