Когда он обернулся и протянул ей руку, на нем уже появилась маска вежливости и сдержанности. Ни намека на злость, охватившую его черты моментами ранее. Вложив свою ладонь в его, она позволила вытянуть себя из относительной безопасности лимузина.
Испустив глубокий, тихий выдох, она изогнула губы в безупречную, любезную улыбку.
Да начнется же шарада.
***
Быть может, звездой и главным оратором вечера и был филантроп, игрок футбольного клуба «Нью Инглиш Патриотс», но всеобщее внимание было приковано к Лукасу и Сидней. С момента, как они зашли в зал, где проходил прием, их пара сразу же стала объектом шепотков, шутливых и лукавых намеков, а также тайных и нетайных любопытных взглядов. Хотя она бывала на благотворительных мероприятиях и роскошных балах, быть центром такого концентрированного внимания было чуждо Сидней. Звездой ее семьи был отец, следующей шла мать. Она же была лишь шестеренкой, маленькой деталью, которая входила в комплектацию колеса, но оставалась никем не замеченной. Эти... Эти непрерывные обсуждения и внимание ползли по ее коже подобно армии муравьев, желающих отобедать. А она была главным блюдом.
— Прекрати ерзать.
В самую последнюю секунду она остановила себя от того, чтобы бросить на Лукаса сердитый взгляд, вспомнив о жадном внимании, прикованном к ним, и ловящем каждый жест, слово и взгляд, чтобы посплетничать о них позже.
— Я не ерзаю.
Безупречно играя роль влюбленного без памяти жениха, он опустил голову и прижался поцелуем к гладким волосам, которые она закрутила в пучок на затылке. Парень заслужил «Эмми» за свое представление в их маленькой драме.
— А вот и нет, ерзаешь. Ты, как всегда, выглядишь прекрасно и царственно, — комплимент закончился тихим рычанием, когда его губы задели краешек ее уха, ласка и слова направили волну трепета по ее позвоночнику. — Но, клянусь Богом, если еще хоть один ублюдок пустит слюни на твою грудь, я устрою им чертов Чернобыль.
Пораженная, она оглядела свое платье. Глубокий V-образный вырез открывал внутренние формы ее груди, но завышенная талия, рукава в три четверти и широкая струящаяся юбка А-силуэта, не давали платью перейти в категорию «Что не следует надевать». Лукас проследил за ее взглядом, и его рот затвердел, а пальцы сжались на ее талии.
— Хотя было бы забавно, понаблюдать за этим, но я не думаю, что это поможет тебе втереться в определенные круги общества, — заметила она.
— Ты находишь мою неизбежную вспышку ярости по поводу какого-нибудь грубого болвана забавной?
Кончик ее рта дернулся.
— Немного.
И больше, чем немного лестной и приятной, хоть ее мозг и утверждал, что его показной собственнический инстинкт был великолепным действом на радость другим гостям. Но это понимание не мешало кульбитам в ее желудке от каждого прикосновения, каждой ласки, каждого прикосновения его губ к ее волосам, лбу или щеке. Страстные взгляды и жесты могли быть притворством с его стороны, но ее реакции — стайки бабочек, румянец, удовольствие — были искренними. Ее единственной, спасительной благодатью было то, что Лукас не знал, что она не такая великая актриса, как он.