В. Коваленко привлек в
союзники, как упомянуто, Мурада Аджиева. "Этноисторик" Мурад Аджиев
едва ли не самый плодовитый и печатаемый в НГ автор, во многом определяющий ее
"историософию". Правда, 15.01.94 газета напечатала и отклик на одну
статью В. Каждая, где в послесловии затронута и последняя публикация этноисторика
"О "москальских вотчинах" в России" (НГ, 11.01.94). Каждая
"предварительно" оценил статью как "галиматью, насквозь
пропитанную какой-то патологической ненавистью к русской истории и вообще ко
всему русскому" и пообещал к ней еще вернуться. А уже 21.01 редакция
опубликовала гневное в духе Новодворской письмо О. Беляевской, которая
возмущена непоследовательностью редактора В. Третьякова, позволившего
опубликовать какую-то критику на великого ученого, участника международных
конференций и создателя новой неопровержимой концепции русской истории. О.
Беляевская обвинила Каждая в полном невежестве, незнании работ каких-то
археологов, доказавших, что кипчаки уже в IV веке заняли Причерноморье и т.п.
Одна неточность у Каждая действительно есть: в 1036 году Ярослав разбил под
Киевом печенегов. Половцы же появятся у границ Руси в 50-е годы, и борьба с
ними займет вторую половину XI века и весь XII век. И хотя многие русские князья женились на половчанках, набеги это
не предотвращало до тех пор, пока - уже в XIII веке - половцы, как ранее торки,
берендеи и часть печенегов, не начали тяготеть к Руси, отдаляясь от своих
восточных родичей-кочевников.
С М. Аджиевым можно
согласиться в том, что историю многократно переписывали и нынешнее ее
переписывание, может быть, самое беспринципное. Но автор утверждает, что так на
Руси было всегда, причем только в России. И Карамзин, и Соловьев, "и все
другие российские историографы были государственными мужами, такими же
зависимыми, как советские академики-поденщики. Они все одинаково писали историю
государства российского - под неусыпным оком цензуры". В любом курсе
историографии автор мог бы найти указания на зависимость историка от
определенной социальной среды (иногда в вульгаризированной форме). Социальный
заказ в той или иной степени давил на многих историков. Тот же Карамзин в душе
был республиканцем (и в литературных произведениях тоже), а историю писал в
жестко монархическом ключе. Только делалось это не по заданию правившего
монарха, а в поучение ему (разумеется, в более достойном виде, чем наши
"интеллигенты", призывавшие президента не бояться лить кровь
какого-то "быдла"). Летописи автору лучше бы было не трогать. Ему
представляется, что на всю Русь была одна-единственная летопись, составленная
по заданию властей, которую по заданию властей же из века в век переделывали.
Борьба идей, борьба разных земель, племен, княжеских династий была всегда,
летописи (разных городов, монастырей, епархий, княжеских домов) в той или иной
мере отражали эту борьбу, и задача исследователей и заключается в том, чтобы понять,
вокруг каких идей и почему шла эта борьба.