Теневой меч (Хейли) - страница 163

— Ты не убьешь меня. Ты из Черных Храмовников.

— Клянусь, я не убью тебя. Меня зовут Аделард, — промолвил воин, — брат меча Крестового похода Михаэля из ордена Черных Храмовников, Адептус Астартес, и верный сын Рогала Дорна. Тебе нечего бояться. Мы с тобою братья. Воины нескончаемой войны. Пойдем со мною, и ты будешь в безопасности.

Свадьба и коронация Достейна слились в размытое пятно. Вино явно оказалось далеко не обычным, но его это не заботило. Оно возносило его чувства и притупляло нечто важное в голове. На своем троне Достейн предавался героическим актам обжорства, пока придворные, отринув свою сдержанность, погрузились в сибаритство. Робкие перешептывания переросли в осторожную болтовню. Из каждого угла звенел смех. Сначала они лишь немного отпивали вина, но лишь сначала. Вскоре они уже вовсю хлестали его и безудержно отплясывали друг с другом, а также слугами космодесантников, танцуя, поя, кутя и вопя, пока зал не погрузился в великое представление излишества. Трастун с довольным видом наблюдал за творящимся самозабвением. Дил бродил по залу, проводя пальцами по спинам, нашептывая в уши нечто, что ужасало либо возбуждало людей.

Разразилась музыка. Барабаны стали выстукивать ритм, ускорявший биение старческих сердец, флейты насвистывали неземные мелодии. Чем быстрее текло вино, тем необузданнее становился барабанный бой.

Моментами Достейн переводил глаза, и перед ним восставали сцены кровопролития и ужаса. Лица, красные от крови, хохочущие придворные пожирают плоть еще живых жертв, музыка превратилась в крики, рвущиеся из глоток терзаемых людей. Тогда слуги Детей Императора принимали другое обличье, а золотой котелок, из которого они разливали вино, становился кошмарным существом, стонущим в агонии. Затем Достейн моргал, и снова он видел только необузданный разгул, как было принято в древние дни Гератомро. На несколько мгновений в нем поселялась неловкость, но вскорости исчезала под чувством триумфа и веселья, когда он делал очередной глоток прекрасного вина.

— Как чудесно, — натужно проговорила Поллейн.

Трастун с собственническим видом массировал ей шею. На секунду Достейну это показалось странным, однако в следующую — уже нет.

Вечерело. Ощущение времени Достейна разлетелось осколками, будто разбитое стекло. Связь с окружающим миром стала чередой вспыхивающих образов, пролетавших перед его внутренним оком без какого-либо порядка и относительной цельности. Слабейшие скрежеты столовых предметов по тарелкам либо отблески свечных огней от бриллиантовых фацетов на канделябрах имели такую же значимость, как звук самого громкого рога и самая прекрасная женщина. Неизменным оставалось лишь лицо Трастуна. Он всегда стоял рядом, изучая, словно Достейн был тем единственным мясом, что могло утолить его неведомый голод. Только это и тревожило веселое времяпровождение нового губернатора, да и то лишь когда он в полузабытье вспоминал о нем. Расколотые впечатления о кутеже нагромождались друг на друга, пока разум Достейна не пресытился ощущениями.