Фантастическое приключение городского лучника (serdobol) - страница 18

Меня обуяла дикая, первобытная злость, которой я раньше не испытывал. Она пьянила и требовала жёстких действий.

Стрела плотно села на тетиву. В ста с лишним метрах от меня, подсвеченный четырьмя кострами, на нас бежал враг. Послышались хлопки тетив, и я впервые отправил стрелу в человека, в людей которых не знал, которые шли, чтобы забрать мою жизнь.

Мандража не было, рядом щёлкали, позвякивали, похлопывали тетивы, сливаясь в какой-то ритмичный аккомпанемент всему происходящему. Я был частью этой убийственной музыки, я был музыкантом этого кровавого оркестра, я чувствовал, что посылаю смерть.

Стрела за стрелой уходила в противника, тот взялся в щиты и превратился в непробиваемую стену. Теперь посыпались стрелы на нас. Стреляли с ладьи, причём довольно результативно. Шмелиное гудение пролетающих мимо стрел вызывало холодок в желудке, появились раненые. Наши ответили, похоже не без успеха, ибо послышались крики боли. Мы продолжали обстреливать противника. Где-то с лева в лесу раздавались крики и звон железа. Похоже, шутник Данила сотоварищи, сшибся с лесным отрядом ночных «гостей».

Костры затухали, по лугу разнёсся дым, пепел и запах гари. Ночная тьма опять укрыла нападавших.

Противник, с рёвом, пошёл в атаку. Кто-то дал команду отступать.

— Пепел, айда к домам! — Крикнул Вовка.

— Ща! — отозвался я отпуская тетиву и видя как зарылась в траву завывшая тень. — Пепел стрельбе не мешает!

— Пепелац, быстрее! Вла-а-д! — Раздирая горло орал Володька.

— Я пришёл в себя. Пепел и Пепелац были мои клички, придуманные Вовкой ещё в молодости, по моей фамилии Пеплов.

— Пятак орал благим, умоляющим матом.

Я метнулся на голос. В щит, висевший на спине, что-то сильно ударило. Падая в траву, пришла мысль: — Всё, кранты.

Чужие руки потянули за одежду. Моё тело рванулось что было сил. Из глотки вырвался вопль обречённого человека, и лук, зажатый двумя руками, прошёлся по ногам противников, потом по головам, не нанеся особого вреда, а потом налетел на чей-то, умело подставленный меч, и развалился на две половины. Рука дёрнулась к поясу за тесаком, а голова тут же получила сильнейший удар. …Уходя в забытье, я услышал, как лопнул ремешок шлема и тот слетел с головы. Что-то тёплое залило лицо, наступила темнота.

Занялась зоря, травы окутанные туманом, прогибались от капель росы, и была бы идиллия, ежели б обезумевшие люди не резали друг друга, одни защищаясь, другие нападая.

Я лежал залитый кровью, серое небо смотрело на меня сквозь клочья тумана. Промокшая одежда холодила тело. Слышался шум битвы, и он мне казался не нужным и мешающим. Придя в себя, захотелось встать, но любое шевеление вызывало приступ сильной головной боли с тошнотой, что вызывало физические муки. Иногда мой разум проваливался в забытьё, а иногда приходил в сознание, чтобы снова отключиться…