Тростник кончился. Заняв позицию на отмели, за кочкой поросшей осокой, я начал ждать сигнала от друга. Через некоторое время начали ныть руки от неудобного держания лука над водой, потом начал донимать лёгкий озноб и комары. Противное гудение кровососущих раздражало и заставляло иногда вяло отмахиваться. Минут через сорок меня начало трясти от холода, шевеля губами, чтобы приободриться, я беззвучно напевал:
На речке, на речке,
На том бережочке
Мыла Марусенька
Белые ножки…
От берега, с холма, крякнула утка. Ну всё, Часовых на бугре уже нет. Сердце заколотилось в преддверии битвы, стало теплее…
От костра отделилась фигура человека и направилась к реке. Ёксель-моксель! Ко мне шёл противник. Как же я так место выбрал, как раз возле удобного подхода к воде? Моё тело торопливо вползло в осоку. Человек подошёл к берегу и прислушался, казалось, что в темноте он смотрел именно на меня.
— Ну давай, делай то за чем пришёл.
Тень зашла в воду и послышалось бульканье. Похоже бурдюк набирает, подумалось мне.
Чужак что-то проговорил и отошёл от берега в осоку, послышалось журчание. Мне, стало не приятно. Половец, прошуршав одеждой, замер, прислушался, и как мне показалось, повернулся в мою сторону. Раздался звук скольжения сабли по ножнам. В этот момент раздался волчий вой, лошади разбойников рванули, послышалось тревожное ржание, глухой топот множества копыт, человеческие крики. Чужак, стоящий в пяти метрах от меня, что-то злобно сказав, поспешил к своему стану, а я хладнокровно всадил ему меж лопаток стрелу. Тело споткнулось, со стоном зарылось в осоке. Трясущаяся на фоне костров трава, выдавала трепет обездвиженного, умирающего, человека. В голове мелькнула мысль, что попал в позвоночник.
Табун лошадей поднимался на холм, направляясь в темноту холмистой степи. Среди тёмной несущейся массы, мне померещилось светлое, еле различимое в ночной мгле пятно. Половцы вскакивали на пойманных лошадей и уносились в погоню за уходящим табуном. В степи, за холмом, опять завыл волк. Раздались удары кнута, крики боли и детский плачь. Злость, закипевшая во мне, дала посыл к действиям. Я вылез на берег и пригнувшись, стал сближаться с противником, жадно ища глазами того, кто бил полоненных руссов.
Два человека бегали вокруг повязанных пленных и что-то крича, осыпали их ударами кнутов. Оставшиеся у костров кочевники одевали брони, пристёгивали оружие. Расстояние меж мной и кострами сокращалось, правая рука натянула тетиву, приятная тяжесть нагрузки сдавила плечи, вызывая дикое ликование души, пальцы расслабились, и стрела сорвалась в стремительный полёт. Дальше всё было как в тумане. Мой лук щёлкал без остановок, мне почти сразу начали отвечать. Чёрные стрелы, проносясь во тьме мимо меня, иногда обдавали моё мокрое тело ветром. Это было не очень приятно, но руки продолжали доставать мокрые стрелы из тула и осыпать врагов, выискивая подходящую цель. Противник отгородился полоном и отодвинувшись от костров стал во тьме слабо различимым. Я растерялся и замер. Топот всадников погнал меня к реке. Преследователи двигались из темноты. Ноги понесли меня к Бетюку и когда по ногам плеснули воды реки, на мои плечи легла ременная петля, сильный рывок опрокинул на спину, лук вылетел из руки.