Вспомним ещё ну хотя бы таких вот лютых человеконенавистников, как Чехов, Горький, Зощенко — это же они таких, как мы, грязью поливали! Конечно, приходится признать, что те обыватели, которые персонажи из их писанины, не совсем похожи на нас, но, с точки зрения всей специфики того мира, принципиальное отличие только одно — мы хроноэндемики, а персонажи — в худшем случае хронокосмополиты, а в лучшем случае — хроноэндемики других времён… А мы в том мире хорошо устроиться в принципе могли, но — только в определённые времена с их конкретной спецификой, вне которых мы были там беспомощны, как жители океанских глубин, попавшие в безводную пустыню…
А вот наши шиложопые не столь эндемичны, потому что энергичны и оттого способны перестроиться под всякую новизну; и наши балластники не столь эндемичны, потому что простоваты и не столь чувствительны ко всяким подробностям… были!…
— Были!…
— Были!!…
— Были!!!…
— Хорошо, что проблема с ними, наконец, снята окончательно!…
— Проблема снята, можно пировать победу!…
Один подошёл к лифту, подёргал за верёвку. Вскоре противовес пошёл вниз, а наверх снизу поехали полки, заставленные орихалковыми блюдами с едой, серебряными кувшинами с вином, тарелками и бокалами, отлитыми из бледно-жёлтого электрума, сплава золотых и серебряных самородков. Причём вся посуда, (а особенно бокалы), была обильно инкрустирована негранёными самоцветами. Присутствующие переставляли всё это на пиршественный стол, а потом расселись за ним и провозгласили тост:
— За нас, драгоценных!…
Выпили, закусили. Потом продолжили:
— За жизнь нашу гармоничную!…
Пили-закусывали, а потом завели свой умный застольный разговор:
— Итак, мы, как всегда, вспомнили, что мы хроноэндемики. Такие разными могут быть. Вот наш пятидесятник — тоже хроноэндемик, но по-своему…
— Несомненно! — отозвался пятидесятник — я с самых шестидесятых в том мире чувствовал себя как иностранец в своём отечестве. Да и здесь мне немногим легче…
А почему?!… А потому, что в моих великолепных пятидесятых, когда я, между прочим, был молод по-настоящему, был такой обычай — в свободное время гулять огромными толпами. Собирались граждане толпами и ими же гуляли по улицам своих городов. Где-то собирались по месту работы, где-то по месту жительства, где-то ещё по каким-то компаниям, стиляги отдельно, комсомолисты отдельно. И у каждой толпы был свой постоянный маршрут, коим она и гуляла…
Причём, обратите внимание, никто людям таких приказов не давал — ни партия, ни правительство, ни начальство. Он как-то сам собой возник — обычай в свободное время гулять большими толпами! И жить было прекрасно!…