Если приходил не слишком поздно, то брался готовить ужин, у него выходило куда лучше, чем у меня. Если ужин уже готов, то брался мыть кастрюли и сковородки, мыть полы. Наша горничная сначала пугалась, «не надо, сенаро, я все сделаю сама», потом привыкла, даже стала оставлять что-то специально для Итана. Простая работа руками — его успокаивала и возвращала душевный покой.
Но в тот раз он долго сидел… просто сидел, слепо глядя в окно, крутил что-то между пальцев. Уже давно стемнело.
Я зажгла лампу, поставила рядом на стол, осторожно обняла Итана со спины.
Он вздрогнул.
— Тану? — тихо спросила я. — Что-то случилось?
Он покачал головой.
— Все хорошо, Джу.
Глухо, бесцветно.
— Тану, я же вижу. Зачем ты врешь мне? Отец что-то сказал тебе?
Он вздохнул. Бросил на стол стальную ложку, скрученную узлом, уже пятую… надо б сходить, купить новые.
— Прости… Нет, ничего. Даже наоборот, твой отец похвалил меня.
Зажмурился. Крепко. Поджал губы.
Я нежно погладила его волосы, взъерошила на затылке. Грудью прижалась к его спине, скользнув ладонями на живот. Обняла.
— Отец говорит, ты очень быстро все схватываешь.
Почувствовала, как он напрягся. Поймал мою ладонь, накрыл своей.
— Иногда мне кажется — я дрессированная обезьянка, Джу. Меня нарядили в красивое платье, научили паре фокусов. Все, что я делаю — хожу за хозяином и радостно киваю, когда он прикажет, развлекаю своими дурацкими вопросами приличных людей. За это хозяин меня кормит и позволяет… — он скрипнул зубами, не хотел говорить, но все же решился, — позволяет спать в постели своей дочери.
— Тану! — я попыталась было обидеться, оттолкнуться от него, даже влепить подзатыльник. Но он держал меня за руки. Крепко, не вырваться. Развернул, усадил к себе на колени.
— Зачем тебе дрессированная обезьянка, Джу?
«Может быть, позабавились, и хватит?» — нет, этого он не сказал. Он не откажется от меня. Он справится.
Шумели волны… Шуршали мелкой галькой у ног.
Я сняла туфли, бросила рядом. Подобрала юбку. Подошла ближе. Накатившая волна обдала пеной и солеными брызгами. Я поежилась — холодно.
— Не будь таким серьезным, Тану!
Плевать на всех! На людей, которые будут косо смотреть, на фотографа, которому я сорву работу, на отцовских партнеров — пусть бурчат, это не их дело. Я хочу только, чтобы Итан улыбался, чтобы отвлекся, наконец, от своих мыслей, чтобы все было хорошо… Сегодня мы имеем право больше ни о чем не думать.
Платье я все же сняла, в нем неудобно. Бросила рядом.
— Догоняй, Тану!
Окатила его брызгами с ног до головы.
В воду!
Холод обжигал и перехватывало дыхание, но мне сейчас было все равно. И нырнуть с головой, и от берега…