Ревновала… Хотя, и к матери тоже, эта девка так смотрела на него… Восторженно. И они так мило болтали о чем-то, пока я спала… она стирала ему рубашку.
Рядом с Итаном, чуть сзади, валялись старые, пропитанные темной кровью бинты. Но на нем самом сейчас бинтов не было, зато огромные черные синяки на руках, животе и груди. Его били? Еще тогда, люди Альдаро. Рана сбоку под ребрами угадывалась тоже, но за локтем не разглядеть.
И все же, я первый раз видела Итана вот так, с голой грудью. В наши быстрые встречи на улице и у меня в спальне… нам было не до того, не успеть, А он так хорош… даже с синяками.
— Мне надо поговорить с тобой, Тану, — сказала я. — Отдай ей ребенка.
— Подожди, Кайя закончит, и я отдам.
— Сейчас, — сказала я.
Он хмыкнул, поднялся на ноги. Подошел к той девке. Она быстро вытерла руки о передник, забрала у Итана ребенка, что-то тихо сказала ему. Он улыбнулся, и что-то сказал ей тоже, я не расслышала. Попробуй тут не ревновать.
Потом вернулся ко мне. Подошел, остановился совсем близко, так, что мне приходилось задирать голову, глядя на него.
Ребенок начал тихо хныкать.
— Ты говорил, мы уедем сегодня утром? — сказала я.
— Конечно, уедем, — сказал Итан. — Рубашка моя высохнет, и пойдем. Второй у меня нет.
Спокойно, уверенно. Так, словно никаких возражений не может быть.
Я поджала губы… пока высохнет — будет вечер. Я не хочу сидеть тут.
— Твою рубашку еще даже не постирали, — сказала я.
— Я сейчас все закончу, тианте! — отозвалась девка с ребенком на руках.
— Ильтьята, — невольно поправила я, и прикусила язык.
— Простите, — смутилась она. — Я думала… просто… Итан сказал…
Итан сказал — я его жена, и сейчас не стоит отрицать.
— Джу пока не успела смириться с этой ролью, — ухмыльнулся Итан. — Мы поженились совсем недавно.
Зачем ты врешь?
А эта девка, Кайя, даже симпатичная. Могла бы быть, если помыть и причесать, если бы не была такой тощей и напуганной. Она стояла, мялась, не могла понять, что ей делать и куда себя деть, куда деть ребенка. Ей было неловко.
И чтобы ей стало неловко окончательно, я протянула руку, погладила Итану бок, вроде бы невинно.
— Как ты? — спросила со всем возможным участием. — Еще болит?
Шрам теперь я видела отлично. Небольшой, скорее от ножа, и скорее всего глубокий. Затянувшийся, подсохший уже, только бурая корочка. И раз Итан выглядел вполне бодро — ничего серьезного.
— Все хорошо, — сказал он, — накрыл мою ладонь своей. — Там на рубашке пятна крови были, сбоку. Не думаю, что стоит гулять в таком виде.
Нет, он не думал оправдываться, это выходило как-то иначе. Словно я глупая девочка, не понимаю очевидных вещей.