— Сколько лет твоей дочери?
— Почти четыре.
Я проглотила смешок.
— Ты везунчик. Женщины Миллс в таком возрасте и правда хороши. Имею в виду, что из-за своего трудолюбия, я умру от сердечного приступа прямо на рабочем месте, когда мне исполнится сорок, но если я продержусь так долго, тебе действительно угрожает опасность.
Он улыбнулся, а мне снова захотелось заплакать. Боже. Что, чёрт возьми, со мной творится?
Ах, да. Первый мужчина, к которому я что-то почувствовала за такое долгое время, уходил из моей жизни. А я почти поспособствовала в этом, узнав о его детях.
Когда он поцеловал меня в лоб, я резко вдохнула и позволила миллиону воспоминаний пронестись перед своими закрытыми глазами.
Воспоминания, как я смеялась, как горели глаза Портера, когда он смотрел на меня, о широкой улыбке на его лице.
Воспоминания, как он целовал меня, дав обещание, сделать это.
Воспоминания о нас, свернувшихся на диване, вместе смотревших телевизор, в то время как позади, потрескивал огонь в камине, но это тепло, исходившего от его груди, мог дать мне только он.
Воспоминания о том, как он любил меня, медленно и отчаянно.
Воспоминания о том, как я возвращаюсь домой к нему после долгого рабочего дня и утопаю в его объятиях несколько секунд, перед тем как засну.
Воспоминания о том, как мы смотрим за ярким рассветом вместе.
Воспоминания, которые никогда не существовали.
А потом Портер ушёл.
Он ничего не сказал, просто попятился к двери моего кабинета, но слова прощания всё равно висели над нами. Сердце билось так, что, казалось, разорвёт грудную клетку, при каждом его шаге, приближающим к выходу.
Он так и не отвёл от меня взгляда. Это было одновременно и наказанием, и подарком, потому что впервые с нашей встречи, у меня появилась возможность увидеть ошеломляющую пустоту в глазах Портера.
Я ненавидела её почти так же, как и любила. Он живет в том же аду, но один обед, один ужин и почти полчаса в его объятиях привели его ко мне.
Достаточно.
И наблюдая, как дверь становится всё ближе к его спине, я смирилась с тем, что так должно быть.
Или нет.
После этого дня, рассвет станет ещё темнее.
Глава четырнадцатая.
Шарлотта.
— Итак…, — протянул Том.
Я положила палочки для еды на пустую тарелку и посмотрела на него, повторив как попугай, его фразу:
— Итак…
Он не сразу ответил.
Мы ели в тишине. Мы часто так делали. Не было неловкости. Только не с нами. У него всегда хорошо получалось молчать, находиться рядом и поддерживать, не произнося ни слова.
Положив салфетку на тарелку, он прищурил глаза.
— Как дела, Шарлотта?
Я пожала плечами.