— Ты заставишь ее хотеть меня?
— Этого я сделать не смогу. Кто обладает подобной силой? Только не я. Разве что мой повелитель, но таких, как он, очень мало.
— Каких «таких»?
— Богов, — весело ответил Дил и снова рассмеялся. — Я не могу заставить влюбиться в тебя, но я могу отдать ее тебе, чтобы ты делал с ней все, что тебе хочется. Она тебе и так на самом деле не нравится, поэтому какая разница, любит она тебя или нет?
— О чем ты? — затаив дыхание, спросил Достейн.
— Не будь наивным.
— Я не хочу брать ее силой.
— О, теперь в тебе проснулась мораль — мальчик, спровоцировавший мятеж.
— Все должно было…
— Значит, ты просто алчный. Слушай меня, глупый мальчик. — Дил склонился к нему. — Их армии все ближе, а ты до сих пор бездействуешь. Я решил подкупить тебя девушкой, хотя на самом деле не должен был. Если хочешь, называй меня щедрым. Тебе нужно сделать одну простую вещь. Уже и не знаю, как еще больше все упростить.
— Я не хочу знать! — крикнул Достейн.
— Слишком поздно! — пропел Дил.
Перед ним появился образ. Его чудовищная кузина в колыбели, сотканная из запретной науки и желания Хюраталь получить опосредствованное бессмертие. Он схватился за голову:
— Я не могу!
— Оно ведь неживое! Почему ты такой привередливый? Это даже не вполне личность. Убей ее и, как второй по старшинству наследник, ты станешь повелителем Гератомро.
— Повелителем пустоты!
— Тогда вас всех уничтожат. Война почти окончена. Имперская Гвардия в трех днях от окраин столицы. Сделай это, и я дам тебе союзников, которых пообещал в качестве дара при твоей коронации, и ты получишь свою прекрасную тетушку, — рассмеялся Дил, — в тот же день в качестве невесты.
— Я не стану!
— Тогда вы все сгорите.
Дил слез с кровати и направился к выходу. Он поднес два пальца к губам, поцеловал их и отправил Достейну воздушный поцелуй.
Достейн сел на кровати, от страха у него стучали зубы.
Сгорите.
Поллейн.
Сгорите.
— Стой! — крикнул он. — Стой! Что я должен сделать?
В отличие от ее племянника-изменника, сон у Хюраталь был прекрасным, наполненным танцующими прелестными телами. Ей нечасто снились земные услады, ее не манило ничего, кроме еды и питья. Эпикурейское пожирание заменило ей утехи ночи. Но сон был славным, пропитанным чувственной бесконечностью извивающихся людей, пробуждавших внутри нее вожделение, которого она не испытывала уже очень долгое время.
Страшный вопль в одно мгновение выдернул ее из сновидения.
Теплое послевкусие сна рассеялось во мраке покоев. Она вся вспотела. В комнате было слишком жарко. Огонь, поддерживаемый служанками всю ночь, ярко горел. К стенкам горла цеплялся неодолимый мускусный запах.