Во время нашего первого сеанса в Атланте участники моей «поисковой команды» (их было шестеро, и они представляли маркетинг, коммуникации, кадровое управление, одно из бизнес-подразделений и BBDO) держались чуть ли не враждебно. Больше всех нервничал Ричард — британец, возглавлявший при Джеке рекламный отдел и больше десяти лет руливший кампанией «Хорошие вещи».
Ричард считал меня дармоедкой, и он оспаривал все, что бы я ни говорила. А теперь я еще и притащила в GE какого-то психа. Уже сама холодная отстраненность позы Ричарда — скрещенные на груди руки — красноречиво говорила, что он думает по поводу этих поисков нашего культурного кода.
Когда Рапай поинтересовался, что для нашего «племени» значат буквы GE, Ричард проворчал:
— Хм, дайте-ка подумать. Может, General Electric? Или все-таки «Гигантский Эвкалипт»?
А когда Рапай в который раз принялся долдонить про сыр, Ричард наконец взорвался:
— Да, да, мы уже выучили, что во Франции этот чертов сыр — живой!
Затем последовала вторая часть — очередные сеансы «вчувствования» были призваны как бы повернуть нас вспять, от логической части мозга к лимбической. Рапай требовал от нас эмоциональных впечатлений о GE. Некоторые сотрудники изображали GE как «мясорубку», где «надо убивать, а не то убьют тебя». Мысль «я приношу себя в жертву» (отраженная в таких замечаниях, как «Я не знаю своих соседей», «Я ощущаю себя на краю пропасти», «Сплошной стресс», «Какой-то вечный бой») соседствовало с идеей «вознаграждения»: «Фокус в том, что за “убийства” хорошо платят».
Добившись от атлантской группы этих кратких впечатлений о GE, Рапай попросил нас придумать описание для нашей компании на основе этих впечатлений. Он велел каждому писать самостоятельно — чтобы мы не сбивались в стадо. Среди всех историй, рожденных на этом первом сеансе, мне особенно врезалась в память одна. Речь в ней шла о нашей «крутости»:
…Лучшие из лучших. Стараются добиваться успеха, чем бы они ни занимались. Мастера командной работы, преданы делу до мозга костей. Знают, как выживать. Достаточно гибки, способны подстроиться под задачу. Чужим тут сложно.
Рассказы вышли искренними — но еще больше искренности потребовала третья часть процесса, «рептильная». Участников просили лечь на маты, разложенные на полу, и погрузиться в воспоминания о прошлом — как GE впервые «запечатлелась» у них в голове. Что и говорить, зрелище было странное: взрослые мужчины и женщины в деловых костюмах лежат в конференц-зале и «релаксируют», пытаясь добраться до самых глубинных своих чувств по поводу собственной корпорации. Выплеснутые на бумагу эмоции сделали людей удивительно тонкокожими, словно на месте старой кожи, содранной до мяса, наросла новая, нежная, — и я не слишком удивлялась, когда и в Атланте, и на других занятиях слышала в темноте (свет на время сеанса выключали) всхлипы.