Затем обратилась к скамье подсудимых.
— Обвиняемый, вы хотите сказать что-то?
На скамье сидел маленький тщедушный старичок в очках. Точнее, стоял — как положено стоять в момент оглашения приговора.
Много-много лет назад он работал в Международном отделе ЦК КПСС, на какой-то мелкой должности, и к моменту так долго ожидаемого процесса оказался последним живым человеком, хоть как-то причастным к деятельности КПСС. И оттого был выбран в качестве символического ответчика за все преступления коммунизма на территории России — от развала великой Империи до путча ГКЧП.
Он сказал что-то, но шум еще не утих.
Судья постучала молоточком.
— Тишина в зале!
Шум стих.
— Да, — сказал старичок, и снял очки. — Хочу.
— Говорите, — сказал судья.
— Спасибо, — сказал старичок. — А то я уже, право, и забывать стал, как все это делается.
Он потянулся, дернул головой — и из его тела выскочили сотни, если не тысячи длинных белых мерзких щупалец, каждое из которых выстрелило в сторону публики, обвило каждого из присутствующих за шею и утащило к скамье подсудимых. Сам же старичок превратился в большой открытый рот, куда щупальца и кидали политиков, общественных деятелей, правозащитников, писателей, журналистов, бизнесменов, звезд кино, театра и эстрады, священников нескольких конфессий, а также телевизионщиков — и этот рот с омерзительным чавканьем всех их съел.
Последним рот съел судью.
Зал был пуст.
То, что было старичком, снова превратилось — теперь уже в юную девушку в потертых до дыр джинсах и футболке с надписью почему-то на финском «Proletariaatin diktatuuri» и изображением строгой женщины в очках, в которой, увы, никто не смог бы узнать Розалию Самойловну Землячку по причине того, что это было сделать некому.
Девушка вытерла салфеткой чьи-то крошки со рта, легко перепрыгнула через барьер и пошла на выход, насвистывая «Вихри враждебные».
Она почему-то улыбалась. Чему-то своему, сокровенному, девичьему.
Хронотоп деревни Гадюкино
«Хроники деревни Гадюкино».
Это как раз было сразу после того, как через Гадюкино прошло вологодское монархо-коммунистичсекое ополчение. Ополчение было мутное какое-то — секретарь нашей партячейки товарищ-отец Никандр после сказал, что в диамате они не очень, слабоваты, путаются в категориях исторически обусловленного и общественно необходимого. Но кушать ополченцы были будь здоров, этого у них не отнимешь. А последнее, что про них слышали — что начались у них межфракционные разногласия, разделились они на троцкистов-конституционалистов и абсолютистов-бухаринцев — да так потом и сгинули где-то на просторах земли русской.