Потому что знает кошка, чьё она стащила мясо,
Потому что северянин-ветер кружит над тайгой,
Потому что смотрит в оба светлоокая неясыть,
Потому не разминуться, не разняться нам с тобой.
Громы-громы грохотали, и стрижи вились над домом,
И в горах гроза, красуясь, лиловела облаком,
И солдатка под гитару песню мучила с надломом
Хрипловатым, шлюховатым, слезогонным голоском.
И неслись в ночи деревья, обнимая быстрый поезд,
Самый быстрый, самый скорый, самый радостно-сквозной,
И на полочке плыла я, ни о чём не беспокоясь,
В материнской этой люльке, в беглой лодке проездной —
От родимого порога, под которым корни вьются,
От черёмуховых, белых, пенно-кипенных аллей,
И судьба меня катила, словно яблочко по блюдцу,
Приговаривая слепо: «Ты ли, что ли, всех милей?»
Русачок мой, дрожкий хвостик, барабанящая лапка,
Что тебе мои печали, неразумный ангел мой,
По тебе ли, Ванька, Сенька, эта выкроена шапка,
Или уж петляй, как заяц, перелесками домой…
Это Людвиг ван Бетховен пролетел в ночи совою,
Он скогтит тебя, прихватит жёстким клювом, как крючком,
Он свои расплещет крылья над бедовой головою,
Чтоб звенел сосновый ветер колокольным шепотком:
— Что тебе, моя добыча светлоглазая, живая,
Наиграть-наколыбелить под таёжный сладкий дым?
Потому и сердце ноет, будто ранка ножевая,
Будто финочкой блестящей поработали над ним.