Ком эмоций подкатывает у меня к горлу. Я знаю, что за этим последует. Неважно, насколько прекрасна и идеальна была его жизнь. Мечта закончилась трагедией.
― Она была самым прелестным существом на свете. Эмми так на нее похожа, что это ранит. Черные волосы, большие зеленые глаза и прелестный маленький ротик. Как лук Купидона, ― при воспоминании об этом губы Коула трогает легкая улыбка. Всего лишь на пару секунд. Вскоре уголки их снова опускаются. ― Пока не начались футбольные тренировки, я проводил с ней каждую свободную минуту, но потом мне пришлось работать. В конечном счете, ведь вся моя жизнь вращалась вокруг игры. Однако никто не предупредил, что стоит быть осторожным; что этот мир может превратиться в западню. Море внимания. Вечеринки и празднества. Фанаты и поклонники. А я был слишком молод, чтобы знать. Да и чтобы просто беречься.
Так тяжело. Воздух так переполнен страхом, что, кажется, его можно резать ножом.
― В течение недели я тренировался, но в выходные этот мир полностью менялся. Выпивка, вечеринки, частные самолеты. Но я же был со своей командой, так что это считалось работой. Сплочением команды. По крайней мере, так я говорил себе. Все это привело к тому, что я редко видел свою семью. Я чувствовал вину. Безмерную вину. Вот почему я начал привозить сюда Брук и Черити. Несколько дней мы играли в семью, строили замки из песка, готовили бургеры. Этого хватало на какое-то время. Пока чувство вины не возвращалось снова. ― Он замолкает, и снова легкая улыбка на краткий миг мелькает на его губах. Как прежде. ― Однако, все это было мило; на самом деле мило. Мы с Брук уживались. А Черити… я никогда не мог даже мечтать о чем-то более чудесном. Часами мы оставались на пляже. Строили замки из песка. Она их любила. И прежде чем мы уходили, она набивала мой карман песком. Каждый раз. Она говорила, что так мы можем захватить с собой кусочек счастья.
Я закрываю глаза. Эмоции переполняют меня. Теперь все обретает смысл. И мое бедное сердце чувствует, что может разорваться.
Когда я вновь открываю глаза, чтобы взглянуть на Коула, то вижу, что его веки опущены. Словно так он ограждает себя от боли, от воспоминаний. Или, может, вновь переживает те счастливые времена. Которые закончились так плохо.
Я встаю, замирая всего лишь на биение сердца, прежде, чем шагнуть к нему, словно притягиваемая непреодолимой силой. Силой по имени Коул. Он же продолжает свой рассказ, будто я и не двигалась вовсе, будто он сам затерялся в прошлом.
― Я истратил понапрасну так много времени. На алкоголь и вечеринки. На ничего